До него доносились крики, стоны и плач. Но Константинов на них не реагировал. Он прислушивался к нарастающему шуму воды у себя за спиной.
Владимир старался двигаться быстрее – так, чтобы опережать шум, чтобы он постепенно слабел, но… Шум только нарастал, и, что самое странное, откуда-то спереди стало раздаваться монотонное журчание.
Константинов с опаской подполз к краю вагона. Свесившись, посмотрел вниз и ужаснулся – так стремительно прибывала вода.
Взгляд остановился на темно-красном деревянном коробе, закрывавшем контактный рельс.
«Интересно, там, наверху, уже знают о том, что здесь произошло? Или нет? Если нет, тогда эта штука все еще находится под напряжением. И когда вода дойдет до нее…»
Внезапно у Константинова засосало в животе так сильно, что он, испугавшись, что упадет, отпрянул от края крыши.
«Еще три вагона, и там… Там – она… Ксюша».
Владимир вспомнил их последний разговор с Ириной. Если все, что она сказала, правда… А он почему-то думал, что это правда. Так вот, если все именно так, как она сказала, то следовало добавить еще пару коротких слов.
Очень коротких, но самых важных.
«Ксюша… Моя дочь».
Константинов оглянулся. На крыше, кроме него, никого не было. То здесь, то там раздавались звон разбивающихся стекол и плеск воды. Люди спрыгивали на пути и спешили прочь.
Они толкали друг друга, падали, вставали и снова бежали вперед. Безусловно, Константинов двигался медленнее. Зато он почти ничем не рисковал.
Почти ничем, кроме одного – не успеть в тот самый вагон, где была Ксюша.
Дежурный диспетчер службы пути Клоков нахмурился.
– Что такое? Почему он остановился?
Перед ним светился огромный пульт, схематически изображавший Таганско-Краснопресненскую линию. В верхней части – электронные часы, показывавшие синхронизированное время. Каждая станция обозначена кружочком, рядом название.
Между «Тушинской» и «Щукинской» еще один кружок, поменьше, и название, взятое в скобки («Волоколамская»). Станция была построена в 1975-м году, а название получила в честь шоссе, проходящего неподалеку.
Если верить индикаторам, состав с кодовым номером двадцать шесть остановился почти посередине между заброшенной «Волоколамской» и «Щукинской». Последняя лампочка, символизировавшая головной вагон, тревожно мигала. А соседняя все никак не хотела загораться.
Клоков подался вперед и осторожно постучал по индикаторной панели. Он понимал, что это по меньшей мере смешно, но почему-то так устроен человек: сначала он пытается найти самые простые и безобидные объяснения происходящему.
