- Ты права. Ничего нельзя изменить. Да и незачем менять. Как хорошо, что ты это понимаешь...
...Она машинально стелила постель, как делала это много раз, мылась под душем, надевала ночную рубашку, а в голове ее все время стучали отчаянные молоточки: "В последний раз, в последний раз, в последний раз..."
Она гладила его непослушные волосы, его лицо то приближалось, то удалялось, а она не чувствовала ничего, кроме этих молоточков, все громче звучащих в ее голове: "В последний раз, в последний раз, в последний раз..."
Он скатился с нее и закурил сигарету, как он это делал всегда, она следила во тьме за красным огоньком, вдыхала сигаретный дым, и молоточки в ее голове превращались в набат: "В последний раз, в последний раз, в последний раз..."
Он уснул под утро, она долго смотрела на него спящего, ее голова уже разламывалась на части, и вдруг Лира ясно и отчетливо увидела музейный зал, полный разноцветных бабочек, которые уже никогда никуда не улетят, и где бы они не находились, там всегда будет лето, независимо от того, что творится за окном - цветет сирень, падает ли снег, или, как сейчас, идет холодный дождь...
Лира поднялась с кровати и скользнула в кухню. В нижнем ящике стола лежали шампуры, которые достались ей от предыдущих хозяев. Она смутно догадывалась об их предназначении, но на булавочку они походили больше всего...
...Он умер почти мгновенно, у Лиры по анатомии всегда была пятерка, и она очень хорошо знала, где у человека находится сердце, потому что ее сердце уже не вмещало всю боль изменчивости мира...
Она легла с ним рядом и обняла еще теплое тело. Сон практически сразу окутал ее измученную душу, даря надежду и покой. Теперь он всегда будет с ней. В том мире, где ничего не меняется, и никто ни от кого не уходит. В том мире, где царят прекрасные бабочки и летают эльфы...
И уже проваливаясь в спасительное забытье, она услышала тонкий, звенящий звук чего-то упавшего. Это с журнального столика скатился на пол маленький ангелочек и разлетелся на сотни уродливых осколков...
По вечерам, когда кончается день, и на землю опускаются серые мышиные сумерки, когда включаются фонари, и темнота прячется по углам, настороженно шипя и ожидая удобного момента для нападения, мне все труднее делать вид, что я уже ничего не помню.
Я закуриваю сигарету и включаю телевизор, но едва ли могу уловить хоть пару слов. Я включаю везде свет, но темнота караулит меня, неожиданно прыгая в лицо в самый неподходящий момент. Я достаю бутылку вина, но оно лишь притупляет боль до поры до времени, а потом становится совсем плохо.
