Борис Ельцин, первый президент России, вряд ли знал историю Урала. Но он был уральцем до мозга костей. Он родился в маленьком посёлке Бутка Свердловской области, учился в школе в городе Березники Пермской области (в этом городе родился и Станислав Говорухин), высшее образование получил в Уральском политехническом институте, партийную карьеру сделал в Свердловске, где и стал секретарём обкома. Ельцин не вылезал за географические пределы «уральской матрицы». Думал он об Урале или не думал — он всё равно вырос в уральской системе ценностей, в уральской ментальности. Разумеется, скособоченной на «демидовщину».
Путь к президентству был очень непрост. Чтобы добиться этого титанического результата, надо было приложить титанические усилия. Но что может ждать уральца там, наверху, на плодах фарта? «Дикое счастье». И Ельцин обрушил в него всю страну, потому что в эпоху «Великой криминальной революции» Россия вела себя, как загулявший купец-миллионщик.
Если судить уж совсем по-крупному, то Ельцин, безусловно, желал России добра. Счастья. Но каков образ счастья в ментальности уральца? Не в уме — в ментальности. Потому что если делать по уму, то всё получится, как задумано, а если делать по ментальности — то всё получится, как всегда. По ментальности — это как в советском анекдоте: «наворовал я на работе деталей, чтобы швейную машинку собрать, да всё у меня пулемёт выходит».
Образ счастья для уральца — это сперва фарт. Фартом для России стала приватизация. А вслед за фартом в ментальности уральца идёт «дикое счастье». Им для России стали малиновые пиджаки и беспредел — «Великая криминальная революция».
Эпоха Ельцина всю Россию запихала в «уральскую матрицу». Но «матрица» эта годится только для Урала. Она не плохая и не хорошая. Она такая, какая есть. Каждый должен выбирать для себя сам: подходит она ему или нет. И не надо никого и ничего силком заталкивать в неё внутрь или выталкивать из неё наружу.
«Практика счастья» всегда очень много говорит о «матрице», в которой и формируются представления о счастье. Но «дикое счастье» в народе воспринималось — и воспринимается — одновременно и с завистью, и с неодобрением. Как-то изначально ясно, что «дикое счастье» — вовсе и не счастье. Просто истерика на том месте, где должно быть счастье.
Потому что в «уральской матрице» отдельного счастья нет. «Уральская матрица» завершена и совершенна. Уральское счастье — это находится в «матрице», в её обыденности и повседневности. Просто жить здесь по тем правилам, которые органичны, и так, как выпало по судьбе. Быть здесь нужным и востребованным. Двигаться вверх, не отрываясь от земли. В горах это возможно. Даже в невысоких.
