Вопросы пришли позже, когда сидел в кабине вертолета, а там, на взлетной площадке, в строю, надо было слушать распоряжения и советы майора Филина, ничего не пропуская, — майор не любил повторять.
«…Если буря все-таки разразится, вертолет за вами может прийти позже. Ждать на месте. Какой у вас запас продовольствия? На трое суток? Достаточно. Спички, топливо есть? Раз нет вопросов — к посадке…»
Обойдя горными распадками линию войск охранения, вертолет высадил разведчиков вблизи одного из колонных путей «противника» и ушел за второй группой, которой предстояло перехватить соседнюю дорогу к перевалу. С лейтенантом Дагаевым было десять человек. На всех — шесть гранатометов, семь автоматов, два ручных пулемета. Сегодня им предстоял открытый бой. В чистом поле на них хватило бы одного бронетранспортера или боевой машины пехоты, но в ближнем бою, в горах, возможно ночью, когда каждый гранатомет в твердых руках становится противотанковой пушкой, — а на такой бой они и рассчитывали, — группа Дагаева стоила немало; она помогала своим главным войсковым силам выйти к перевалу, чтобы выиграть сражение в горах. Даже маленькая заноза заставляет хромать большого слона. Одной из таких заноз и должна стать для «противника» группа Дагаева.
* * *
Треск чужого вертолета-разведчика давно стих где-то за хребтом, но долина по-прежнему выглядела пустынной, метель незаметно улеглась, небо немного расчистилось, словно бы к морозу. Неужто синоптики ошиблись, и циклон прошел далеко стороной?..
Мороз действительно усилился к ночи. Стужа медленно, упорно натекает под полушубок, накапливается, вползает в тело, пробивая сквозной дрожью, даже скулы сводит, и уже нет желания вскочить, пробежаться, устроить возню с разведчиками — только бы лежать неподвижно, сжимаясь в ком, пряча остатки тепла глубоко-глубоко в себе.
Разведчики, кроме Воронова, ничем не выдавали себя. Воронов же поминутно возился, высовывался из окопчика, покашливал, и Дагаев, несмотря на досаду, жалел парня, даже раскаивался в душе, что взял его на это задание. Просил же начальник клуба части оставить Воронова в лагере, помочь выпустить специальную радиопередачу и фотогазету, в чем Воронов незаменим — он и тексты мигом напишет, и куплеты сочинит, и музыку подберет, и дикция у него неподражаемая. Дагаев уже привык, что Воронов в дни учений и всяких авралов оставался при начальнике клуба «приданной силой». Солдату это, похоже, нравилось. Дагаев тоже оставался доволен: Воронов никогда не забывал прославить своих всеми средствами местной информации — от листовок до радиопередач. А тут, в начале учений, сам Воронов завел непривычный разговор:
