— О це людына! — засмеялся Нехай. — Слухайте — кедры спивают…
Ветер крутил, и Дагаев уловил в его свисте долгожданный гул лесных крон. Кедры появились через несколько шагов черной надежной стеной, и Дагаев двинулся в глубину леса, скользя лучом по темно-бурой коре мощных стволов, по сугробам, из которых торчали рога бурелома. Горного склона не было, — значит, вышли к месту сбора.
Шли под защитой деревьев. Кедрач снова кончился, но скалы не было. Проглядели? Ничего удивительного, если в десяти шагах — ни зги. Пошли обратно, держась от леска подальше, и Дагаев изо всех сил напрягал зрение, зажигая фонарик всякий раз, когда чудилась впереди туманная глыба. Теперь они бы и вслепую наткнулись на скалу — она ведь в каких-нибудь двадцати шагах от опушки, но ее не было.
Дагаев остановился. Поток ветра здесь как бы раздваивался, казалось, его отсасывала невидимая гигантская труба, и такой трубой могло быть ущелье, из которого в долину выбегает ручей. Именно этим ущельем крался в тыл «противника» их вертолет. Дагаев видел гигантскую ледяную бороду, свисающую с каменной стены там, где поток, прорезав граниты, низвергается на дно ущелья.
А скалы все-таки не было. Не унесло же ее ветром!.. Дошли до противоположной оконечности леска, остановились в молчании. Тот ли кедрач перед ними, который искали?.. Отрешенно ревела пурга. Она может реветь вот так и сутки, и двое, и неделю; нет ей дела до маленькой группки усталых людей; она заметет их следы и их самих с тем же равнодушием, с каким заносит мертвые камни — мало ли звериных и человеческих костей видели на своем веку эти горы, когда весны сгоняют снега?.. Где бы ни находился человек, ему кажется — Вселенная располагается вокруг него, а тут Дагаев первый раз в жизни увидел себя на самом ее краю… Вот что значит потерять ориентиры!..
Но иная тревога, вырастая постепенно, вытесняла заботы о себе — тревога за Амурко и его группу… Где они?..
Разведчики стояли рядом, устало опираясь на палки, все понимая, но оставляя слово за командиром. Что им сказать? Лишь командирское самолюбие не позволяло признаться в бессилии. Вот если б не было рядом Воронова… Тот, конечно, предложит отсидеться в лесном затишье у костра; к тому же склонялся и сам Дагаев и оттого, может быть, не хотел устраивать совета. Получится, и тут лейтенант Дагаев — на чужом поводке… «Помолчим, подумаем, посоветуемся, решим…» — поговорка майора Филина, и он-то умеет посоветоваться, а потом решить так, что чужой совет становится его собственным решением, и ничьим другим. Далеко майор Филин, слишком далеко…
