Он вынужден был догадываться о приходе и уходе клиентов по доносившемуся из бара шуму, и каждый стук входной двери вырывал его из полузабытья, в которое он порой впадал. В часы, когда должен был появиться Джастин, Чарли стучал в пол, вызывая Джулию, и та прибегала, совершенно запыхавшись: в ней сто шестьдесят — сто семьдесят фунтов, а лестница винтовая.
— Что он говорил?
— Спросил, не уехал ли ты. Я ответила — нет.
— Знает, что я слег?
— Да. Желает тебе поправиться к праздникам.
— Ему-то что до меня?
— Потом дочитал газету и ушел.
Он — это был, конечно, Уорд, имя которого Чарли избегал по возможности произносить.
— Ни о чем другом он не говорил?
— Нет.
— Ты не нагрубила ему?
— Только напомнила, что окурки не надо бросать на пол — в баре хватает пепельниц.
— Саундерс не заглядывал?
— Сегодня утром — нет.
— А Гольдман?
— Тоже. Были только ребята из транспортной конторы — выпили по стаканчику на ходу. Еще — доставщик пива. В подвале порядок. Звонили насчет скачек. Я ответила, что сегодня их не будет.
— Но это же не правда!
— Ничего, перебьются! Сейчас я принесу тебе отвар.
Постарайся не раскрываться.
— Сперва дай мне сигареты.
— А что доктор сказал?
— Да я всего раза два затянусь — вкус лекарства надо отбить: очень противное.
После отвара Чарли уснул, и ему приснился Майк в арестантской одежде. Но одежда была какая-то странная, полосатая, придававшая Юго сходство с осой, да и тюрьма ненастоящая. Все это происходило в огромном, сплошь застекленном, как казино, здании на берегу моря.
Там собралось множество женщин и детей, несколько подростков и какой-то старик, похожий на Авраама из иллюстрированной Библии, по-видимому начальник.
В иные минуты Майк тоже казался вроде как бородатым. Разговор шел на непонятном языке, голоса звучали тихо, музыкально, и Чарли почудилось, что в дальних углах он видит нагих отроков, играющих на арфах.
Юго, без сомнения, тоже был здесь начальником, возможно еще более важным, чем библейский патриарх: все женщины и дети словно принадлежали ему, и он непринужденно расхаживал между ними, гибкий, как танцор.
Разбудил больного какой-то шум, правда не очень громкий. Чарли внезапно проснулся, взглянул на часы и сообразил — это Уорд распахнул дверь бара. Именно его появления в любом облике итальянец неизвестно почему ждал во сне; поэтому он был даже огорчен, что забытье сменилось явью.
Как бы то ни было, Луиджи не повторил: «Не злобься на Фрэнки!»
Теперь он допускает, что маленькая лифтерша была в свое время права.
