– Дина, – сказала Джулия, – дай мне вон то варенье и ложку. И один из твоих старых передников, самый запятнанный.
– Мисс Джулия, вы с ума сошли? Вы совсем забыли, что от земляники у вас сыпь.
– Я прекрасно это помню. Дай мне варенье и отыщи передник.
Джулия, прислонившись к стене у парадной двери, смотрелась во вделанные в нее маленькие зеркала. Ей казалось, что она здесь уже целую вечность. Куда запропастились эти проклятые янки?
Выглядела она ужасно – как настоящее страшилище. На ней было поношенное ситцевое платье Пэнси. Юбка и лиф были забрызганы жирными пятнами, попавшими на них со сковородки, когда Пэнси жарила цыпленка. От платья неприятно пахло прогорклым жиром. Грязный передник Дины был измят и выпачкан золой. Он прикрывал большую часть платья. Волосы Джулии, обычно гладко причесанные и затянутые в тугой узел, напоминали сейчас воронье гнездо. Спутанные, они были вымазаны салом и посыпаны сажей. Она была вся грязная, чистыми оставались только лицо и руки.
Руки у нее были связаны за спиной. Как и лицо, и все ее тело, они были покрыты пугающей красной сыпью – следствием аллергии на землянику. Нестерпимый зуд доводил Джулию до исступления. Она велела связать себе руки, чтобы не исцарапать кожу.
Наступили ранние зимние сумерки. Из-за клубов дыма, который поднимался над горевшим поместьем Миддлтонов и пеленою плыл над рекой, они наступили даже раньше, чем обычно. Вскоре почти ничего не стало видно. Все усилия Джулии могли пройти втуне.
– Пэнси, – сказала она, – зажги керосиновую лампу и поставь под корзину для бумаг.
Сказав это, Джулия закашлялась. В холле пахло, как из отверстой могилы. С люстры свисали три протухших оленьих окорока. Тошнотворный сладковатый запах гниющего мяса заглушала резкая вонь скипидара, которым были обрызганы коврики и занавески.
До Джулии донесся нестройный топот копыт. Противник приближался. От неожиданности Джулия едва не подскочила. Спокойствие, яростно сказала она себе. Топот сделался приглушенней. Джулия приникла к окну. Да, лошади скачут прямо к дому по усыпанной гравием дорожке. Сердце учащенно забилось. Джулия забыла и зуд, и страх. Она была как игрок, поставивший на карту все. Джулия чувствовала жар и сильное возбуждение.
– Пэнси, – шепнула Джулия, – они идут. Развяжи меня.
К дому по широкой гравиевой дорожке скакал отряд кавалеристов. Впереди был сам Килпатрик, прославившийся как наиболее жестокий из офицеров Шермана.
– Все как будто заброшено, – заметил он. – Наверное, работники разбежались.
