Доказательством могло служить то, что сестра его матери, тетя Жанна, в жилах которой текла та же кровь, что и у г-жи Малу, и которую воспитывали так же, как его мать, все-таки была совсем другая и всем им казалась чужой.
А Бертран, ее сын? Он не имел ничего общего с Аденом. Это было ясно. Ведь Бертран все эти два дня беспрестанно смотрел на него с любопытством и с завистью.
Но, с другой стороны, Ален явственно отличался от Корины.
Все это было очень сложно. Может быть, он думал об этом в полусне? Он чувствовал, что медленно, с трудом продвигается к какому-то важному открытию, стараясь все глубже постичь то, что происходит вокруг него.
Почему он раньше не задавал себе подобных вопросов? Как мог он столько лет прожить среди членов своей семьи, не пытаясь разглядеть их? Ведь он уже не был ребенком. Он знал немало, но, выходит, и не подозревал об этом, только машинально отмечая в своем сознании, не понимая по-настоящему происходившее вокруг него.
— Ты уже уходишь?
— Да ведь уже час ночи, — ответил мужчина. Таким образом Ален понял, что почти не спал, что Фабьен пришел, как только он лег.
— Ты мне пришлешь свою машину перевезти вещи?
— А ты не боишься, что твой брат?..
— Не беспокойся о нем. Либо он привыкнет, либо… Фабьен одевался. Слышен был шорох одежды, стук обуви. Потом они целовались на прощание. Теперь Корина прошла босиком до двери, чтобы закрыть ее на засов, пока Фабьен нащупывал выключатель на лестничной площадке.
Свет у нее горел еще с полчаса. Наверное, Корина читала газету и в, последний раз закурила перед сном.
«Я уйду прежде, чем она встанет…»
У него не было денег. Десять тысяч франков, оставленных им матерью на двоих, были у Корины. Ему надо было раньше потребовать свою долю.
Что он будет делать завтра, на улице, без гроша? Ему нечего было продать, разве что-то из одежды, но она не представляла собой никакой ценности. Может быть, другие постояльцы тоже слышали стоны Корины? Может быть, завтра он встретит их внизу и они станут его упорно разглядывать?
Его донимали картины, которые он старался отогнать от себя, потом они стали расплываться, превратились во что-то чудовищное, значит, он заснул, и когда к нему постучались в дверь, было уже светло.
— Ален… Ален… Он проворчал что-то.
— Открой! Что ты делаешь?
Он машинально открыл дверь прежде, чем вспомнил о решении, которое принял накануне. Она была неодета. Только накинула халат.
— Ты меня напугал, — сказала она.
— Почему?
