Потом она накинула халат, туфли и побежала на улицу. За стеклом в темноте салона виднелось лицо Хиггинса. Он сидел, как всегда в автомобиле, высоко подняв голову и положив руки на руль.
— Уолтер! — окликнула Нора.
Он не обернулся.
Видя, что он не двигается с места, она распахнула дверцу и испугалась, как бы муж не рухнул на тротуар — Хиггинс так и закачался на сиденье.
— Что с тобой? Что случилось?
Хиггинс посмотрел на нее невидящим взглядом, и в лицо ей ударил застоявшийся запах спиртного.
— Ты выпил? Тебе плохо?
Хиггинс попытался ответить, но не умел выдавить ни звука — только открывал и закрывал рот, как рыба.
Потом попробовал ступить на землю, упал и тихо рассмеялся.
Тащить его жене было не по силам. Он не вставал, даже не пробовал встать, и Hope пришлось разбудить Флоренс и старшего сына.
— Тес! Идите за мной, только тихо.
Дейв, протирая глаза, спросил:
— Что случилось с папой?
— Идем. Снесете его в кровать.
Хиггинс пролежал в постели пять дней. Он позволял себе улыбнуться, только оставаясь один. Как-то раз он сидел, разглядывая в зеркало эту новую улыбку, и его поразило, до чего он похож на Луизу.
Сперва, открыв глаза и увидев, что на будильнике уже полдень, он почувствовал такой стыд, что поскорей зажмурился и снова попытался уснуть. Это ему удалось.
Потом, когда Нора принесла кофе, он пробормотал:
— Прости меня!
И добавил в оправдание:
— Мать умерла.
— Знаю. Я звонила в Олдбридж, в больницу.
— Я заболел, Нора.
— Доктор будет в четыре — я ему тоже позвонила.
Потому и разбудила тебя.
Хиггинс действительно был болен. Потому на него не сердились, а если и сердились, то не подавали виду, говорили с ним ласково. Пульс бился как-то неровно — то часто, то слишком медленно. Иногда грудь сжимали такие спазмы, что ему казалось — он умирает.
Хиггинс смирился. Возможно, это самый лучший выход. О смерти он думал спокойно, почти с удовольствием; представляя себе подробности своих похорон и лица знакомых, когда те будут подходить к его гробу.
Может быть, они пожалеют тогда, что отказали ему в последнем утешении, закрыв перед ним двери «Загородного клуба»?
В другие минуты, под действием прописанных доктором Роджерсом таблеток, он начинал чувствовать себя лучше, и тогда тело и душа словно немели, хотя сознание все-таки не покидало его.
— Как я сюда попал? — спросил он у жены.
— Подъехал к самым дверям и остался сидеть в машине.
— Меня перенесли в дом? Кто?
Она объяснила.
— Они ничего не сказали?
