Пошел Иван-паша к тестю, Морскому Царю.
— Вот-де, тестюшка, — молвил царевич, — не могу видеть жену свою ни в одетом, ни в голом виде. И близорукость здесь не причина, а следствие. Отпусти меня на все четыре стороны.
— О`кей, — говорит Морской Царь. — Без проблем, но ты должен не отгадать три самые тупые загадки.
Делать нечего, стал Иван отгадывать.
— Без окон, без дверей, полна горница людей, — хитро улыбнулся Царь.
— Закрытое НИИ.
— Нет. Ты, Вань, в моем тридевятом царстве от жизни оторвался. Это Кресты, — вздохнул огорченно Морской Царь. — Ладно, не для чего, чего иного, прочего-другого, а для единого единства и дружного компанства загадываю вторую загадку. Волос к волосу, тело к телу, и получается мокрое дело.
— Это, — почесав затылок, предположил Иван, — пищеварительный процесс воробья.
— Ну что ты за обормот. «Мурзилку» не читал? Это же глаза, зеньки, шурупы, буркала, очи… Ладно, самая последняя загадка: Василий Иванович в день с песней трижды переплывает Урал-реку и каждый раз продает белым ящик патронов. Петька каждый день точит шашку и спасает из пожара пятерых грудных детей. От кого из них уйдет Анка, если не подвезут патроны?
— Это не смешно, — сказал Иван-паша.
— Смешно — не смешно, я тебе разве Эльдар Рязанов? — возмутился Морской Царь. — Посмотрел бы, как ты повеселишься, когда от твоей дочки зять уйдет. Одним словом, никуда тебя не отпускаю. Будешь здесь за себя и за того парня.
Тогда Иван-царевич-паша свистнул. Невесть откуда прибежал серый волк. Иван оседлал зверюгу, и они умчались в родные пенаты.
Вернулся Иван туда, где никто не храпит рядом по ночам, в родное царство. Отпустил волка и залез на печь.
А когда кто-нибудь величал его Иваном-дураком, паша молчал, только хитро улыбался.
(Продолжение перечня наколок в следующей главе).
— Ты! — ткнула пальцем в Ознобу наглая, как синусоида, Пятиэтажка, и с потолка посыпалась штукатурка. — Я!.. — ткнула пальцем себе в грудь Пятиэтажка.
— …Твой ночной кошмар, — подсказал подхалимистого вида курчавый зэк, воняющий, как портянка.
— …Призрак, летящий на крыльях ночи, — подсказал лысый подхалим, попахивающий десятью годами за нарушение правил коммунального общежития.
Пятиэтажка благосклонно кивнула курчавому, прежде чем остальные зэки успели собрать ставки на тотализаторе.
Озноба, не вставая, брезгливо выдохнула, поскольку отношения все равно обострились, как осколки:
— Я вызываю тебя на бой до первой смерти.
— Даже и не думай об этом.
