В тюремной столовой стоял невообразимый шум. Зэки сидели вдоль длинного и скучного, как эта история, стола. Посуда, чтобы ее не крали и тайно не переправляли на волю, имела сверленые дырки в самых неожиданных местах, которые предполагалось в процессе приема пищи затыкать пальцами.
— Держись нас, и тебя никто не тронет, — воинственно сверкнул глазами благородный, как библиотекарь, Мустафа. И тут же ему на голову кто-то выплеснул тарелку баланды. Мустафа не заметил кто, а то бы показал обидчику.
Троица села на свободное место, и оказавшиеся рядом зэки тут же пересели подальше: такая страшная слава шла о жильцах «тринадцатки», о кружившей вокруг них невезухе. Правда, один зэк замешкался, подавился котлетой и убежал в санчасть за справкой, освобождающей от каторжного труда, другой кинулся к освободившейся тарелке, тоже подавился и тоже убежал. Третий решил убежать сразу, но, оказалось, сидел далековато, и ему повезло: подавился и умер.
Шум немного стих.
К устроившейся во главе стола огромной, на вид свирепой, как паспортистка, бабе подьюлил надзиратель и что-то шеплун на ухо. Баба, получившая срок за подделку гороскопа (можно только гадать, что она себе там напророчила), поднялась, легко забралась на стол и пошла, пиная миски направо и налево, к Ознобе. Баба была всем бабам баба. Косая сажень в плечах. Неприступная женщина. В предыдущей жизни она успела потопить Атлантиду.
На том небольшом пространстве ее могучего тела, которое было не запаяно в цепи и клепаную-переклепанную черную робу, помещалось столько наколок, сколько Солженицын предложений не написал за свою творческую жизнь. Все конечности резко увеличены в объеме, кожа утолщенная в грубых складках, на отдельных участках экзематозные высыпания и корки.
— Ее кличут Пятиэтажкой, — шепнул Мустафа. — Тюремный врач определил у нее слоновую болезнь. Земля ему пухом.
Отброшенная громадной ступней миска с баландой тут же сделала на его лице овощную маску от морщин. Мустафа не любил подобных шуток, но это была не шутка, и мужчина сдержался.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Краткий перечень наколок на теле заключенной N 1996. Кличка «Пятиэтажка».
Наколка N 1 (бабушка в детстве вязальной спицей, устав пересказывать, выколола на животе сказку).
Иван-царевич-паша был женат на Василисе Прекрасной-ага тридцать лет и три года, и однажды понял, что видеть ее не может. Не то чтобы разлюбил, а возненавидел: она и храпит по ночам, и ноги не эпилирует, и готовить за тридцать лет не научилась.
