— Сэ-сэнди, — ответила агент «Джин» и очень натурально изобразила слезы.
— Пойдем, со мной, Сэнди. С Ершом тебе будет хорошо…
Легко, как пушинку, он поднял девушку на руки и понес по коридору. Он громыхал по лестнице кованными сапогами и думал только о теле своей пленницы, а она — агент «Джин», думала только о «Сахарном». О том, как из пятнадцати модельных красоток вычислить только одну — «Сахарного».
Когда совсем стемнело, огонь костров и факелы продолжал освещать место недавней битвы.
К четырем тысячам тел терума, уложенных треугольником, вышли четыре глашатая, выбранных их рядов дунгар. Они вышли безо всякой одежды и их нагие тела были намазаны волчьим жиром.
Дунгары-глашатаи не выпускали из рук своих мечей, в которых отражались яркие блики костров. Словно зачарованный этим блеском, сич начал медленно смыкать кольцо вокруг четырех глашатаев, неподвижно стоящих в центре треугольника.
Повинуясь некоему внутреннему ритму, воины-сич начали притопывать ногами. Сначала вразнобой, но потом все дружнее и четче.
Бум-бум-бум! — глухо отдавалось колебание почвы от удара пятнадцати тысяч ног. К притопыванию стал прибавляться стук грейганов о щиты. Ритм ударов то ускорялся, то замедлялся. Так продолжалось несколько минут.
Глашатаи, по-прежнему, неподвижно стояли в центре треугольника. Прошло еще несколько минут и, наконец, один из четверых дико закричал. Воины-сич отозвались своими криками. Глашатай повторил крик, а потом что-то быстро залопотал на незнакомом языке — это означало, что он уже погрузился в транс и теперь говорил на языке духов. Притопывания и грохот грейганов о щиты усилились.
Как только первый глашатай закончил свой быстрый монолог, его эстафету принял другой. Его сменил третий, затем четвертый. Дунгары-глашатаи кричали не переставая, сменяя друг друга, но совершенно не перебивая, как будто играли хорошо заученные роли.
Граф Гарди и его капитаны стояли на небольшом возвышении в стороне от места церемонии. Все они видели такое не один раз, но всегда пребывали в некотором оцепенении. Невозможно было унять непонятного волнения и отвести глаз от происходящего действия.
К стуку и притопыванию войска, прибавилось пение. Все воины-сич издавали одну и ту же тягучую ноту.
Глашатаи продолжали свои монологи, время от времени неестественно подпрыгивая вверх, будто выталкиваемые пружинами. Их крики перешли в хоровой речитатив. Они, казалось, беспорядочно размахивали мечами и должны были, непременно, ранить друг-друга, но этого не происходило.
