Он лишь пожал плечами в ответ: что, мол, спрашиваешь!
– Сейчас будет самое глубокое место, – сказал он. – Пойдем на крутой берег.
В самом деле, машина погрузилась по капот, пар и вода хлынули в кабину. Потом вода закрыла наполовину ветровое стекло, это уже человеку выше головы, и хлынула через боковую дверцу, где стекло было выбито. Я сидел в ледяной воде чуть не по пояс. Перед самым берегом машина пошла почти на плаву, едва касаясь дна колесами, и стремительное течение развернуло ее цистерной вперед. Анатолий выругался и начал выкручивать руль, сделав круг, он дал газ и на этот раз вылетел на кручу берега, не допустив, чтоб машину развернуло вторично.
– Здорово воды поддало дождями, – сказал он.- Прошлый раз ехал, не разворачивало.
Долина Лантаря стала шире, впереди показался просвет, и я понял, что теперь близко море. Показался высокий яр с домишками и сушильным навесом для кирпича.
– Тут кто живет или нет?
– Никого нет. Был кирпичный завод, а сейчас заброшен, – ответил Анатолий. – Старикан один живет, никуда уезжать не хочет…
Лантарь разделился на рукава. Более широкий рукав отвернул вправо, под сопку, а мы поехали прямо, широкой луговиной, на которой повсюду белел плавник. Впереди, на высокой береговой бровке, перекрывавшей долину Лантаря, стояли в линию три или четыре домика и складские помещения. И справа и слева долину ограждали высокие скалистые горы темно-бурого цвета. За ними простиралось море.
Корявые лиственницы, росшие по бровке, были угнетены зимними ветрами, стелили ветви параллельно земле и формой напоминали итальянские прибрежные сосны-пинии. Такую флаговую форму деревьев я уже не раз видел в Тугуро-Чумиканском районе, в долине рек Уды, Торома, Тугура.
В поселке на берегу тоже никто не жил, а несколько человек рабочих из артели, находившихся здесь временно, были у моря. В наиболее чистом домике стояли застланные одеялами кровати, как в сельской гостинице, на столе графин с водой, на стенке чья-то «Спидола» и в углу на полочке фотопринадлежности.
Стол для обеда находился на улице, рядом с железной печкой, и был заставлен посудой. Завидев машину, с берега подошли старатели. Молодой симпатичный мужчина с интеллигентным лицом – старший среди этой маленькой группы – назвал себя и пригласил в избу. Указав на свободную кровать, он предложил мне располагаться и чувствовать себя как дома.
– Извините, – сказал он, – я пойду. У нас еще много работы.
Сидеть мне не было смысла, меня влекло к себе море, и я поспешил к нему с этюдником. Начинался отлив, это я видел по обнажавшемуся берегу, по тому валу водорослей, трав, мусора, который остается как линия наивысшей воды и лишь время от времени смывается штормами.
