Возможно, я уже достаточно полно показал, как постепенно пришел к разногласию со
«свободной ассоциацией» Фрейда; я стремился держаться как можно ближе к самому сну и
исключать все малозначительные идеи и ассоциации, которые он вызывал. И хотя они на самом
деле могли привести к комплексам у пациента, у меня имелась другая, более далеко идущая
цель, чем выявление комплексов, вызывающих невротические расстройства. Существует много
иных способов, посредством которых их можно обнаружить, например, психолог может получить
все нужные указания с помощью тестов словесных ассоциаций (спросив пациента, с чем он
связывает данный набор слов, и изучив его ответы). Но чтобы узнать и понять психическую
жизнь целостной отдельной личности, важно осознать, что сны человека и их символические
образы играют более значительную роль.
Почти каждый, например, знает, что существует бесчисленное множество образов, которые
могут символизировать половой акт (или, можно сказать, представленных в форме аллегории).
Любой из этих образов путем ассоциации может привести к идее полового акта и к специфическим
комплексам, которые проявляются у индивида в отношении собственных сексуальных установок. Но
точно так же можно выявить эти комплексы путем фантазирования над незнакомыми русскими
буквами. Отсюда я пришел к предположению о том, что сон может нести в себе и иное послание,
чем сексуальная аллегория, и что это происходит по определенным причинам. Попробую это
проиллюстрировать.
Человеку может присниться, что он вставляет ключ в замок, машет тяжелой палкой или
пробивает дверь таранящим предметом. Все эти действия можно рассматривать как сексуальную
аллегорию. Но фактически само бессознательное выбирает один из этих специфических образов:
это может быть и ключ, и палка, или таран, — и это обстоятельство само по себе также значимо.
Всякий раз задача заключается в том, чтобы понять, почему ключ был предпочтен палке или
тарану. И иногда в результате оказывается, что содержание сна означает вовсе не сексуальный
акт, а имеет другую психологическую интерпретацию.
Рассуждая таким образом, я пришел к выводу, что в интерпретации сна должен принимать
участие лишь тот материал, который составляет ясную и видимую его часть. Сон имеет свои
собственные границы. Его специфическая форма говорит нам, что относится ко сну, а что
уводит от него. В то время как «свободная ассоциация» уводит от материала по некой
зигзагообразной линии, метод, разработанный мной, больше похож на кружение, центром которого
является картина сна. Я все время вращаюсь вокруг картины сна и отвергаю любую попытку
видевшего сон уйти от него. Снова и снова в своей профессиональной работе я вынужден
повторять: «Вернемся к вашему сну. Что этот сон говорит?».
