Одна мысль порождала другую, и в неспешном расслабленном состоянии он обнаружил, что
«свободные ассоциации» всколыхнули много старых воспоминаний. Среди них досадно обнаружились
некоторые давно утраченные и неприятные темы, которые он не хотел держать в памяти и
сознательно забыл. Фактически этот человек оказался перед тем, что психологи назвали бы его
«комплексами» [13], т.е. подавленным эмоциональным
содержанием, которое могло вызывать постоянное психологическое раздражение или в некоторых
случаях даже симптом невроза.
Этот эпизод навел меня на ту мысль, что нет необходимости рассматривать сны как исходную
точку процесса «свободных ассоциаций» в том случае, если хочешь определить комплексы
пациента. Описанный случай продемонстрировал мне, что можно достичь центра непосредственно с
любой точки окружности. Можно начать с букв кириллицы, с медитации перед хрустальным шаром,
с молитвенного колеса или современной живописной картины, или даже со случайного разговора
по поводу пустякового события. В этом отношении сон столь же эффективен, как и любое другое
отправное событие. И тем не менее сны имеют особое значение даже тогда, когда они возникают
в результате эмоционального расстройства, в которое вовлечены присущие тому или иному лицу
комплексы.
Здесь, однако, до меня дошло (если до того я был прав), что сами сны имеют свою
собственную, отдельную, имеющую смысл функцию. Очень часто сны имеют определенную, с
очевидностью целеполагающую структуру, указывающую на подспудную идею или намерение, хотя,
как правило, последние столь быстро не воспринимаются как таковые. Поэтому я стал размышлять,
нужно ли уделять больше внимания актуальной форме и содержанию сна, или же позволить
«свободной ассоциации» вести по цепи мыслей к комплексам, которые могут быть легко обнаружены
и другими способами. Эта новая мысль и была поворотным моментом в развитии моей психологии.
Постепенно я оставил ассоциативный путь, который уводил от содержания самого сна. Я
предпочел сконцентрироваться на ассоциациях непосредственно самого сна, полагая, что
последний выражает нечто специфическое, что пытается выразить бессознательное.
Изменение моего отношения к снам повлекло изменение и самого метода; новый метод
принимал во внимание все широкое разнообразие области сновидений. История, рассказанная
сознательным разумом, имеет свое начало, развитие и конец, но во сне все обстоит иначе.
Координаты времени и пространства здесь совершенно другие, и, чтобы это понять, необходимо
исследовать сон со всех сторон, точно так же, как можно взять в руки неизвестный предмет
и поворачивать его до тех пор, пока не выявятся все особенности его формы.
