– Почему бы и нет, дорогая? – сказал он, понизив голос. – Когда газета мнется, лакей обязан разгладить ее перед тем, как подать королеве.
– Мне это совершенно не нужно, – в тон ему ответила она.
– Но вы не сердитесь на меня? – сокрушенно спросил он.
– Нет. Но мне это кажется странным. Лучше бы этого не было. Если вы хотите читать газету, я могу оставлять ее для вас, возвращаясь домой.
– Я живу минутой, дорогая, а потому не могу ждать целый день.
– Извините, – растерялась Джорджина.
Он распахнул дверь. На нем была черная рубашка, расстегнутая до пояса, и черные хлопчатобумажные джинсы.
– Не хотите ли войти? – смущенно предложил он. – Я только что сварил свежий кофе, и у меня божественные булочки с вареньем. Я купил их по пути домой. Пекарня открывается с самого утра, так что они свежие-пресвежие.
Джорджина засмеялась. Перебравшись в этот город, она не разговаривала ни с кем, кроме сотрудников, но искушение попробовать свежие булочки было непреодолимым.
– О'кей, – неуверенно согласилась она. – Но только на несколько минут.
– На работу вам идти не надо. Сегодня воскресенье. Разве что вы священнослужитель. Но, надеюсь, это не так?
Она засмеялась.
– Нет, меня, скорее, можно назвать кулинаром.
– О-о-о! – воскликнул он, хлопая в ладоши. – Вы делаете художественные произведения из продуктов? Если я дам вам несколько яиц, сможете ли сделать мне из них яичницу высотой с Кенсингтон-палас?
– Конечно, если смешаю их с парафином, – серьезно ответила она, входя в квартиру.
Расположение комнат было зеркальным отображением ее квартиры, но преобразить ее стоило огромных трудов. Стены были в бледно-оранжевых языках пламени, а на драпировку окон пошли, наверно, сотни три метров на редкость красивого цветастого ситца. Мебель представляла собой эклектическое соединение различных предметов. Все они, должно быть, давно пришли в негодность, но их склеили и привели в порядок. Так что здесь было вполне уютно.
За кофе и булочками, которые в самом деле оказались очень свежими и вкусными, Бобби Макс сообщил ей, что он оформляет витрины у „Блумингдейла". За обстановку квартиры платить ему не пришлось; он купил лишь телевизор и стереоустановку. Кое-что подобрал на улице, притащил с работы – там эти вещи уже никому не нужны.
Они провели вместе почти весь день, болтая, смеясь и постепенно выясняя, что у них много общего. Оба были родом из небольших городков. Бобби родился в техасском захолустье. В местной парикмахерской стояло лишь одно кресло; Бобби там „совершенно не понимали". Оба интересовались искусством, но Бобби был более широко образован. Джорджина ушла от него во второй половине дня, чувствуя, что встретила родственную душу. В первый раз за всю ее сознательную жизнь она провела несколько часов с человеком, который, казалось, вообще не заметил, что она толстая.
