И сам двинулся первый, с левой ноги, по-строевому. Четко отбил поворот фельдфебель, в шеренгах — минутная дрогнула как будто заминка, но тотчас мотнулись в одном, в другом ряду, обертываясь на месте, папахи, перемешались лица с затылками, затопотал шаг, с десяти на сто, на двести, на четыреста ног. Колонна двинулась, подравниваясь на ходу, к дверям казарменного помещения. Фельдфебель на фланге вышагивал, радостно вынося в такт ноге руку, приговаривая ласковым, поощрительным баском:
— Ать, два! Ать, два!
От дальнего флигеля гурьбою спешили, оправляя револьверные кобуры, офицеры. Перед ними трусил в епитрахили, с крестом и евангелием в золотом, кованом переплете, волосатый и чернявый поп.
Последним повернулся дежурный винтовочный взвод. Молча, друг на друга не глядя. Не все, однако, пошли: часть сбилась в кучу. Примкнувший к задней шеренге, когда стали строиться, Ивасенко подошел к Мартьянову.
— Ты чего ж это… сдал?
Мартьянов ответил угрюмо:
— Все равно не вышло б дело. Не тот в ребятах заряд… Казарма — она казарма и есть…
— Ну и что? — обидчиво откликнулся голос. — Мы разве против народу? А только на рожон переть действительно смыслу нет. Зазря шею сломаешь…
— Зазря! Развесил уши! — гневно крикнул Ивасенко. Мартьянов, поджав губы, молчал. — Он же обманет, полковник твой.
— Обманет — тогда и разговор будет: все равно пропадать, — ответил солдат. — А я так думаю: расчету ему обманывать нет.
Кучка вкруг Мартьянова понемногу редела: один за другим отходили солдаты, особо осторожно как-то неся винтовки, словно боясь брякнуть, особо осторожно ступая по снегу. Кто-то за мартьяновской спиной цокнул языком сожалительно:
— Что ж теперь будет? Заберут тебя, Мартьянов, как пить дать.
— Ну, это брось! — оборвал другой. — Не выдадим!
— Выдашь! — резко сказал Ивасенко. — Уж раз дошло, что стадом назад, молебен петь, — теперь до последнего докатится рота.
Мартьянов вскинул винтовку на плечо.
— А ну, кто со мной? Я в помещение назад не пойду. Пусть лучше в бою убьют, чем на задворках где расстреляют.
Солдаты кругом дрогнули, переглянулись.
— Куда? Пропадешь пропадом… Нас тут действительно, если считать, горсть. Что мы супротив всего гарнизону. На каждого по десять тысяч придется… Так, брат, и богатыри не воевали…
— А рабочие? — оборвал Мартьянов. — Рабочие у тебя не в счет.
— Рабочие что! С голыми руками ходят.
— То-то и есть! — загорячился Мартьянов. — С голыми руками — и то идут. А у нас подсумки полные: боевой комплект патронов начальство выдало, не поскупилось. За кого рабочие встали? За себя, что ль, одних? За всех, и за нас, за весь народ. Так что ж это: безоружные в бой, на смерть пойдут, а мы с оружием за стенкой ждать будем?.. Неволить я, между прочим, никого не неволю. А за себя пойду!
