Он двинулся к воротам. Еще трое отделились от кучки, пошли к казарме. Ивасенко махнул рукой остальным.
— Баста языком трепать. Двум смертям не бывать, а одной — не минуешь. Марш!
Дневальный у ворот посторонился, пропуская тянувшихся гуськом солдат.
— В наряд, что ли?
— В наряд, — кивнул Мартьянов, подсчитывая глазами вышедших следом за ним. Семнадцать… трое, кажется, еще догоняют… С ним, стало быть, всего всех двадцать один.
Надо принимать команду.
— Стройся. На плечо! Шагом — арш!
— К Гостиному, к своим. Может, послушают, а, Ивасенко?
Ивасенко не ответил. Маленькая колонна, заходя левым плечом, обогнула Конюшенный корпус, перешла мостик, второй и по набережной канала зашагала к Невскому.
Полковник вышел из помещения четвертой роты веселый.
— Ну, никто как бог! На сей раз пронесло.
Теперь к командующему Хабалову на Гороховую, в градоначальство. Штаб временно переместился туда — ближе к месту действия и связь прямее с полицией: руководство войсками и полицейскими ныне объединено. Доложить генералу о происшедшем, испросить приказания двинуть к Конюшенным корпусам надежную и сильную часть с пулеметами, окружить, арестовать солдатню. Сопротивления не будет, дежурный взвод ружья составил, и к пирамидкам приставлены по отбору фельдфебеля особо надежные люди: разобрать винтовки бунтовщикам не дадут. Ну, а с зачинщиками расправа недолгая: в городе военное положение.
Мартьянова, между прочим, в роте он после "укрощения строптивой" на молебне как будто бы не видал. И фельдфебель двадцати не досчитался винтовок: куда-то запрятали, наверно, солдатишки. Может быть, и сами запрятались. Ладно, разыщутся. На полторы тысячи человек двадцать — не страшно.
Полковник шагал бодро по набережной канала, призванивая шпорой: на заледенелых плитах особенно звонок шаг. На набережной было безлюдно. К вечеру всегда затихает, а сегодня после стрельбы улицы еще раньше очистились. Можно идти без охраны.
Обгоняя полковника, рысью прошел взвод конной полиции. В том же направлении, к Невскому. На рысях. Опять, что ли, прорвались откуда-нибудь господа… пролетарии?
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
Полковник покачал головою смешливо. Придумают же! "Всех стран". Лозунг такой, очевидно, потому, что на всех нелегальных бумажках, которые находили в казармах по обыскам, всегда напечатано поверху особым шрифтом: "Пролетарии… соединяйтесь". Мартьянов, оказывается, давно уже у ротного на замечании. Подозрение есть, что именно он прокламации в казарму таскал. А разговоры вел — это уже вполне определенно. И фельдфебель как-то встретил с рабочими… Черт знает что! По строю и стрельбе — первый в своем взводе и вообще из лучших в роте, фронтовик, боевые отличия имеет. Мог бы до фельдфебеля дослужиться, так нет же, понесла его нелегкая…
