«Не думай об этом! Только не сейчас. Не сейчас!»
Ричард на мгновение прикрыл глаза, пытаясь загнать страшные воспоминания в тот темный угол души, где они прятались, но никогда не уходили навсегда. Сейчас он молил хотя бы о временной передышке, понимая, что не справится с обеими бедами одновременно и тогда сам может оказаться вот в такой тщательно охраняемой комнате.
– Элинор, – тихонько произнес он. – Миледи, это я, Ричард. Я наконец вернулся домой.
Какое-то время женщина оставалась неподвижной. В комнате стояла тишина. Слышалось лишь отрывистое дыхание Элинор и потрескивание сучьев в камине.
– Элла! – Ричард еще раз легонько дотронулся до плеча жены. – Элла!
Наконец она подняла голову и посмотрела на мужа. У Ричарда перехватило дух – Элинор по-прежнему оставалась невероятно прекрасной. Ее красота казалась призрачной, неземной, но Ричарда поразили глаза Элинор – они были пусты и смотрели сквозь него, как будто женщина ослепла. Так продолжалось несколько мгновений. Вдруг Элинор нахмурилась, прикусила губу, несколько раз моргнула, потом зажмурилась и с силой откинула голову назад.
Из горла женщины вырвался низкий, хрипловатый стон. Казалось, она пытается сдерживаться и не закричать. Лицо исказила страшная гримаса, которую худоба и бледность делали еще ужаснее. Пальцы терзали сверток, окончательно превращая его в лохмотья. Элинор отчаянно замотала головой, и Ричард вдруг сообразил, что она хочет что-то ему сказать. Он склонился к самым ее губам.
– Изабелла… Изабелла… Изабелла… – вот что бормотала Элинор.
Голос Элинор заставил Ричарда содрогнуться – так пусто и глухо он звучал.
Внезапно все изменилось. Казалось, лицо Элинор озарил солнечный свет и прогнал тучи с небосвода.
– О! – радостно вскрикнула она, вглядываясь в куклу у себя на коленях. – Да вот же она! – С блуждающей улыбкой на губах Элинор подняла куклу, прижала ее к груди и стала укачивать, мурлыча под нос ту же песню без слов, которую она когда-то напевала их живому младенцу.
Ричард не мог вынести подобного зрелища. Звук этой мелодии разбередил рану пятилетней давности, которая никогда по-настоящему не заживала и сейчас жгла его душу горящим факелом. Ричард не хотел ничего помнить, но против его воли перед глазами вставали картины иных времен. Он видел ангельское личико их дочери, слышал звонкий смех, когда она крошечными пальчиками вытягивала цветок из золотых волос Элинор и пыталась затолкать его в свои мягкие каштановые кудряшки. Ричард ощутил дурноту, вскочил на ноги и отвернулся, не в силах дальше переносить эту муку.
