– Мне это известно, мадам. – Ричард был не в силах и дальше выносить рассказ о призрачном существовании Элинор. – Слишком хорошо известно, – с горечью добавил он. – Она то безутешно рыдает, как дитя, то превращается в каменную статую. А иногда часами раскачивается и мычит себе под нос песню без слов. Такое трудно вынести. Я надеялся, что в мое отсутствие она исцелится.
На лице Мег явно читалось изумление.
Неужели ее так удивила его осведомленность и тревога о состоянии Элинор?
Эта мысль больно задела Ричарда, хотя он знал, что осуждение посторонних не должно его трогать, ведь оно уязвляет гордость, а, видит Бог, в его жизни не осталось места для гордости. Тем не менее в душе что-то болезненно дрогнуло.
Усилием воли Ричард вернулся к действительности. Прежде чем он найдет в себе решимость вновь увидеться с Элинор, следовало задать еще один вопрос.
– Скажите, леди Маргарет, Элинор все еще цепляется за свою тряпичную куклу?
Взгляд Мег метнулся к его лицу. Тон женщины смягчился.
– Да, она всегда держит ее при себе и очень расстраивается, если кукла теряется хотя бы на несколько минут.
У Ричарда заиграли желваки на щеках, он почувствовал дурноту.
– Лучше увидеться с ней сейчас, пока она спокойна. – Слова прозвучали решительно, но выдавил их Ричард с трудом – в горле застыл ком, с которым никак не удавалось справиться. – Войдем вместе, – продолжал он, отодвигая засов. – Элинор может испугаться, а вас она знает.
Мег слегка нахмурилась, молча кивнула и последовала за Ричардом в спальню его жены.
У Ричарда болезненно сжалось сердце. При виде маленькой, скудно освещенной комнаты с зарешеченным окном он забыл обо всем. Отвернувшись от двери, Элинор скрючилась в кресле в дальнем конце спальни. Она не повернула голову на звук шагов. Ричард ощутил, как поднимают голову мрачные призраки прошлого, как тянут к нему дрожащие пальцы, прожигают душу горящими взглядами. Живые, как прежде…
От невыносимого чувства вины Ричард заскрипел зубами. Грудь стиснуло болью. Он решительно мотнул головой и перешагнул порог, рванувшись навстречу своему личному аду.
Элинор выглядела такой хрупкой. Ричард видел ее только в профиль, но худоба угадывалась по спадающему фалдами одеянию, по абрису сухой ладони, вцепившейся в старую куклу.
Он испытал такой приступ боли, что едва не впал в дикую ярость, но подавил его и заставил себя сделать еще один шаг к жене. Потом еще один. Голова Элинор низко склонилась на грудь. Светлые волосы ниспадали прядями, скрывая ее лицо. Ричард опустился на колено и мягко коснулся плеча женщины. Элинор перестала раскачиваться в кресле, но головы не повернула. Взгляд Ричарда упал на куклу в руках жены – засаленный, бесформенный сверток из тряпок и пряжи, – сначала он ощутил дурноту, а потом горе с такой силой захлестнуло его разум, что он едва не задохнулся.
