Широкая река стремила за спиной Береста волны. Была ночь. Ирица светила факелом, а Берест работал киркой. Кирку он купил еще в селе, где взял верх на празднике в кулачном бою. Он заранее знал, что она пригодится. Однажды заполночь в моровом бараке Берест рассказал Хассему свою задумку. Тогда он придумал и условный знак с придорожным камнем, и многое наперед.
Ирица, высоко держа факел, пыталась представить себе ходы под землей. У Береста от работы взмокла рубашка, а Ирица закуталась в плащ. Ночь была свежей, с реки дул ветер.
— Давай веревку, — сказал Берест. — Попробую спуститься в штольню.
Старые, отработанные штольни не охранялись. Многие из них осыпались, а сами работы передвинулись далеко, в другое место. В глубине души Берест не был уверен, сумеет ли он добраться до новых галерей, где сейчас работали невольники.
Ирица нашла веревку и протянула Бересту.
— Там темно, — вздохнула она. — Как ты найдешь путь?
— Не знаю, как, Ирица, — сказал Берест, обвязывая веревку вокруг огромного валуна. — Наугад. Буду искать понемножку, разбирать завалы… Может, даже месяц провозимся или больше.
Ирица по-прежнему боялась его и не подпускала близко, а веревку передала, далеко вытянув руку, точно готова была при всяком неосторожном движении Береста отскочить. Но она не покинула его и не позабыла человеческую речь.
Старые штольни не охранялись, но уйти через них до сих пор не удавалось никому. Галереи под землей обвалились во множестве мест, перекрытия сгнили, выходы на поверхность были нарочно завалены уже давно. На каменоломнях изредка находились сорвиголовы, готовые бежать наудачу, вслепую. Но этих скоро ловили. Среди рабов, которые под землей надзирали за работой, несколько человек давно научились выслеживать беглецов. Они были на хорошем счету у начальства и пользовались многими поблажками в остроге. В случае надобности ловцов расковывали и выдавали оружие, а они и рады бывали охоте в подземных ходах — мрачной потехе в бессмысленной каторжной жизни.
Ирица протянула Бересту факел. Чувство беспомощности перед чужим ей миром камня и гор, перед темными подземными путями, не оставляло лесовицу с тех пор, как Берест начал разрывать осыпь. А когда он спустился по веревке и, светя себе факелом, исчез в черном проеме, у Ирицы совсем упало сердце. Она села неподалеку, поплотнее закуталась в плащ и приготовилась ждать.
Хассем видел, что камень у обочины вернулся на прежнее место. Это означало: жди. С тех пор Хассем с тревогой, которая просто разъедала ему сердце, каждый раз отмечал положение валуна.
