Видимо, он забыл, как будет по-русски «волчонок».
Я привстал, потом снова опустился на опилки. Цепь лязгнула и улеглась на полу рядом, точь-в-точь как цепь лохматого дворового пса. «Варг», – сказал он. Варгульф. Откуда-то я знал это древнее слово. Клянусь, я даже глянул на свои руки – не превратились ли они в волчьи лапы? Нет, не превратились. А то бы я перегрыз ему горло и убежал отсюда без оглядки.
А палач поворошил щипцами угли в своей жаровне.
– Не надо огня, – взмолился я. – Я не хотел убивать ваших. Пожалуйста. Я же сын конунга Ингв… Ингвара…
С этими словами я попробовал отползти как можно дальше, пока цепь не натянулась. Тогда я зажмурился и застонал.
Человек в платке выругался.
Сильный рывок – и моя нога чуть не выдернулась из сустава. Шипя от боли, я проехался по каменному полу, по сырым мерзким опилкам прямо к ногам палача.
– Ты не говорить мне, ты говорить король Олаф, – прохрипел он, трогая меня пониже спины носком сапога – на этот раз несильно, медленно, как будто даже ласково. – Я говорить с тобой иначе.
– Отпустите, – сказал я, холодея.
Он снова пнул меня ногой. Пока я корчился, поджимая ноги к животу, он словно выжидал; но не успел я попробовать подняться, как меня с недюжинной силой схватили за пояс, приподняли и, протащив несколько шагов, с размаху обрушили на пол перед этим сволочным креслом. Я поднялся, шатаясь; но стало еще хуже – теперь палач крепко держал меня за руки, а я не мог его видеть. Изловчившись, я попытался пнуть его пяткой куда-то в голень, но тут же получил такой удар сзади по шее, что взвыл, согнулся от боли и упал на колени. А он только того и ждал: на моих запястьях затянулись кожаные браслеты, намертво приковавшие меня к поручням. Еще удар – и я врезался лицом в шипастую доску. По губе тут же потекла кровь.
Он ухватил меня сзади за волосы – одной рукой. А другой достал нож из-за пояса.
– Не надо, – прохрипел я.
– Молча-ать, – приказал он и прорычал что-то злое, звериное, вроде «argrr…». Его нож был чертовски острым. Ремень на джинсах лопнул, как бумажный, и ткань разошлась с тихим треском.
Мысль, родившаяся в моей голове сразу после этого, была длинной и невыносимо мучительной: все, что я до сих пор считал плохим в своей жизни, не шло ни в какое сравнение с тем, что начнется сейчас. А все хорошее, что со мной происходило, ничего не отменит, ничего не загладит и никак не облегчит моей участи. Потому что зло сильнее добра – особенно когда стоит прямо за твоей спиной, а на тебе даже джинсов нет.
