– Нет. С какой стати?
– Ну, все же трахаются.
– А я нет.
– Но у тебя это хоть когда-нибудь было?
– Нет.
Франческа поперхнулась и выплюнула кусок засахаренного имбиря.
– Как? Ты девственник?
– Да.
– В двадцать девять лет? Сколько же времен и ты ее любишь, ту девушку?
– Полгода.
– А до нее ты кого-нибудь любил?
– Нет.
– Что же тогда тебе мешало с кем-нибудь спать?
– Сам толком не знаю.
– Девушки тебя не хотели?
– Откуда мне знать, я им не предлагал.
– Ты даже ни разу не ходил к проститутке?
– Ни разу.
– Да? Может быть, твоя вера запрещает это дело?
– Нет у меня никакой веры.
– Но надо что-то делать, Квазимодо! Не можешь же ты оставаться девственником.
– Почему?
– Ты должен хотя бы знать, чего себя лишаешь! Ведь это самое большое удовольствие в жизни.
– Я тоже так считаю.
– Почему же в таком случае держишь себя в узде?
– Я слишком многого от этого жду.
– И правильно. Ты будешь на седьмом небе!
– Не думаю.
– Почему?
– По многим причинам. Во-первых, потому что я эстет.
– Ну и переспи со своей роковой красавицей. Кто сказал, что она тебе откажет?
– Как эстет может допустить, чтобы безобразное тело соединилось с телом неземной красоты?
– С точки зрения эстетики это, может быть, и возмутительно, но в плане эротики – чертовски пикантно!
– Как может мистик допустить, чтобы нечистое соединилось с чистым?
– Так ты еще и мистик? – расхохоталась она.
Всякая страсть гнездится в определенной части человеческого тела: от любви сжимается сердце, от желания кишки скручиваются в животе, гнев удесятеряет силу рук. А чистая злоба воздействует в первую очередь на челюсти: я почувствовал, как они у меня прямо-таки отяжелели под напором отвратительного чувства.
– Хочешь, покажу тебе один секрет? – спросил я охрипшим голосом.
– Да, да! – взвизгнула она и захлопала в ладоши, как девчонка.
– Не боишься? – выдохнул я, уже едва не кончая.
Остатки хорошего вкуса трепыхались во мне, голося– что японский ресторан – неподходящее место для подобной демонстрации.
Я встал, скинул пиджак, стянул свитер и повернулся так, чтобы Франческе открылась панорама моих лопаток. Когда я услышал ее вопль, судорога оргазма пронзила мне поясницу.
Франческа хлопнулась в обморок. Весь ресторан сбежался посмотреть. Зал наполнился истошными воплями.
Два дюжих канадца в кимоно выставили меня за дверь и вышвырнули следом мою одежду. Я был доволен, как нашкодивший ребенок.
Будучи джентльменом, я послал Франческе пятьдесят желтых роз с запиской: «Прости. Это было сильнее меня. Когда мне говорят о моей девственности, я теряю голову. Пусть это останется между нами».
