Взяв еще полотенце со стула, он подошел к двери и открыл ее. Привалившийся к ней слуга отскочил и встал по струнке.
– Позови святого отца Берталфа и Обри де Мара, – велел он и повернулся к Матильде – У вас нет подруги, которая могла быть стать свидетелем?
Матильда нахмурилась.
– Моя горничная Элисанд, если удастся разбудить ее, не побеспокоив мать.
Слуга кивнул и молча исчез.
Симон прикрыл дверь и вернулся в комнату, вытирая волосы.
– Простите, что все так происходит. Большинство женщин предпочитают пышные свадьбы. Обещаю: будут и месса, и пир, как только обстоятельства позволят.
Матильда пожала плечами.
– Я никогда особенно не любила торжественные церемонии.
– Правда? – скептически спросил он. – А красиво нарядиться, быть в центре внимания?
Она покачала головой.
– Я люблю праздники, когда собирается много людей, и, конечно, мне нравится красивая одежда. Но блеск тускнеет в череде празднеств. Мать говорит, что я не должна забывать свой ранг. Что я должна жить в соответствии с правилами. – Она поморщилась. – Если честно, то я больше всего люблю стоять на коленях в своем саду, обвязавшись старым мешком, и возиться в земле. Все главное – в ней спрятано. Когда мы умрем, и от нас останутся одни кости – кто сможет отличить короля от нищего?
Симон поразился мудрости столь юного существа.
– Все так, – согласился он, – но ради соблюдения приличий и чтобы показать, как я ценю ваше согласие, я хочу подарить вам свадебный день, который вы запомните… и, надеюсь, свадебную ночь.
Матильда снова залилась краской. Мать никогда не говорила о мужчинах. Элисанд, хихикая, поведала ей, что происходит в первую ночь, и Матильда ей поверила, так как не была слепой и видела, что делается вокруг. Она часто об этом думала. Как это будет? Эти мысли она держала при себе, потому что, догадайся о них мать, она тут же отправила бы ее прямиком на исповедь.
Она подошла к сундуку у стены и спросила:
– Это ваше?
Он подтвердил ее предположение, и, хотя она стояла к нему спиной, она уловила легкую насмешку в его голосе.
– Не надо бояться, – сказал он. – Я не сделаю вам ничего плохого.
– Я не боюсь, – произнесла Матильда, и это было почти правдой. Она куда больше боялась, что все происходящее окажется сном, и она будет вынуждена уехать вместе с матерью в Элстоу, а оттуда в Холдернесс, к бабке-тиранке. Эта мысль вынудила ее спросить: – Если сестра тоже захочет остаться, вы ей позволите? Джуд спокойнее меня, слушается мать, но из чувства долга, а не по собственной воле.
