Графиня не предложила ему сесть. И вина не предложила. Хотя это полагалось сделать для любого гостя. Но уже было ясно, что он для нее – незваный гость.
Она повернула к нему голову.
– Итак, милорд, не сообщите ли вы мне о цели вашего приезда и не объясните, почему об этом следует говорить тайно, а не при всех в зале?
В свои тридцать шесть лет она все еще была привлекательной женщиной, хотя ее черты, как и характер, с годами заострились, и уже можно было видеть, что в старости она превратится в копию своей грозной матери.
– Не тайно, – возразил он, – но с глазу на глаз. Поскольку вопрос деликатный, я решил, что лучше обсудить его без свидетелей.
– Не думаю, что мне есть что обсуждать с вами, при свидетелях или без них, – грубо проговорила она.
Не дождавшись приглашения, Симон все равно сел на стоящую у стены скамью. В ее глазах он увидел раздражение и неприязнь и вздохнул. Он понимал, что цели он своей не достигнет. Она выслушает его, но не услышит. Он достал письмо с королевской печатью.
– Король Вильгельм Руфус доверил мне заботу о графствах Нортгемптонском и Хантингдонском, – заявил он. – Все указания здесь.
Она оцепенела, как будто превратилась в камень, и, не отрываясь, смотрела на него.
– Я – графиня Нортгемптонская и Хантингдонская, – ледяным тоном произнесла она. – Он не может так поступить.
– Вы вдовствующая графиня, – поправил ее Симон, – а землями распоряжается король. Может отдать их кому захочет.
Лицо ее стало белее мела.
– Прошло десять лет со смерти моего мужа. Я разумно управляла этими землями. У него нет оснований для такого приказа. – Она почти вырвала у него пакет.
– Король хочет укрепить графства войсками.
– Ха! – воскликнула она. – Тогда почему он прислал калеку?
Слова были намеренно жестокими. Еще в детстве Симон научился не реагировать, поэтому не отвел взгляда.
– Это недостойно вас, миледи. Я полагал, вы выше подобных оскорблений.
Она покраснела, глаза блеснули.
– А разве справедливо приезжать и отбирать у меня земли, которыми я управляла в течение десяти лет? Разве это не оскорбление?
– Нет, миледи, – спокойно возразил Симон. – Никто не сомневается в ваших способностях или вашей справедливости. Но вы не можете вести людей в бой или принимать военные решения – для этого нужны подготовка и опыт.
– Вы тоже не можете, милорд, – отрезала она, окидывая презрительным взглядом его хрупкую фигуру.
– Тут вы ошибаетесь, графиня, – спокойно заметил он, потому что давно понял, что умение держать себя в руках – половина успеха. – Если бы я был хвастуном, я бы перечислил кампании, в которых принимал участие, и свои военные должности при нормандском королевском доме. Но на это уйдет слишком много времени. Наверное, я не могу управляться с топором так, как ваш муж, но у меня много других достоинств. Вы – богатая вдова, еще можете рожать, у вас юные дочери. Эти владения – лакомый кусок, и, прямо говоря, король желает закрепить их за человеком по своему выбору, а не за теми, кто станет наживаться за его счет, включая вашу мать, отчима и их сыночка. Мне очень жаль, но сколько бы вы ни возмущались, вы ничего не можете изменить…
