Мальчик бросился вверх по лестнице.
– Его родители, кажется, оба умерли, – сказала тетя Софи вполголоса советнику.
– Неправда! – возразил сверху мальчик. – Мой папа не умер, он уехал далеко, всегда говорила мама, я думаю, за море.
– А ты не скучаешь по нему? – спросила Маргарита.
– Да ведь я его никогда не видел, моего папу, – ответил он как-то сухо и вместе с тем будто удивляясь, что можно скучать по человеку, о котором не имеешь ни малейшего представления.
– Вот странная история. Черт возьми! Гм – проворчал советник, замахав рукой, как будто обо что-то обжегся. – Так он, значит, сын одной из дочерей Ленца?
– Не знаю, но, насколько мне известно, у Ленца только одна дочь, – отвечала тетя Софи. – Как звали твою маму, дитя мое?
– Ее звали мамой Аполлиной, – коротко ответил мальчик; ему надоели расспросы, и хотелось поскорее уйти от обступивших его людей, да и Филина, соблаговолив, наконец, найти выход из вестибюля, с лаем выбежала на двор.
– Ну, беги же за ней, малыш! – сказал коммерции советник. – Смотри, ты опоздаешь со своими булками, кофе уже будет выпит.
– Ах, да он еще и не сварен, – засмеялся мальчик. – Я должен еще принести с чердака щепок и наколоть их.
– Мне кажется, что из тебя делают какого-то поваренка, – сказал коммерции советник, бросив молниеносный взгляд на пакгауз.
– А ты думаешь, что это вредит мальчугану? – спросил его тесть. – И я колол дрова для кухни девятилетним ребенком, помогал в работах на конюшне и на поле, был пастухом – разве это может обесчестить человека? Да и кто знает, какова будет судьба этого бедняжки. Тут дело неладно, как я замечаю; весьма сомнительно, чтобы отец вернулся из-за моря и исполнил относительно него свой долг – позаботился о его будущности, это теперь не в моде. А старик дедушка, – он показал на пакгауз, – навряд ли накопил для него денег. Значит, этому французику придется самому пробивать себе дорогу, напрягая все силы, чтобы не пропасть в великой сутолоке жизни.
– Я впоследствии возьму его в контору, – поспешно перебил его коммерции советник, положив при этом покровительственно руку на каштановые локоны мальчика; его, по-видимому, взволновала мысль, что прелестное дитя могло погибнуть в борьбе за существование.
– Это ты хорошо придумал, Болдуин, это меня радует! Но прежде скрути-ка хорошенько того, кто сидит там, – он показал головой на окно конторы, где опять предательски зашевелились занавески, – не то, пожалуй, будет смертоубийство.
