Он нередко использовал табуны диких лошадей, чтобы замаскировать следы своих собственных. У Слейтера вполне хватит ума для той же уловки. Однако прямых доказательств у него не было.
Рено неохотно взобрался на Любимицу и направился вдоль русла к тому месту, где ожидали Ева и вьючные лошади. На рыхлой, мягкой почве четко отпечатались следы подкованных копыт. Рено недовольно вздохнул.
— Ну как, Слейтер был здесь? — внешне спокойно спросила Ева, когда подъехал Рено.
Он ожидал этого вопроса. Долгие часы и дни их совместного путешествия показали ему, что Ева привыкла наблюдать и делать выводы. И хотя в журналах не было сведений о существовании маршрута, которым Слейтер мог опередить их, подобная вероятность все же не исключалась.
Испанцам не были известны все пути через дикую страну. Так же как американской армии. А вот индейцы могли знать такие проходы, о которых не подозревал никто из белых. Некоторые из команчи находились в банде Слейтера.
— Следы не подтверждают этого, — сказал Рено.
Ева издала вздох облегчения.
— Но и не опровергают, — продолжил он. — Не все люди Слейтера ездят на подкованных лошадях.
— Так было в Каньон-Сити. — Затем, упреждая Рено, Ева добавила: — Но мы сейчас не в Каньон-Сити.
Уголки его усов приподнялись в улыбке.
— А эти следы не могут принадлежать мустангам?
— Некоторые могут. А вот некоторые слишком глубокие.
— Как у лошади с всадником? — спросила Ева.
— Или как у лошади, которая хочет отделаться от раздражающего соседа. У этого маленького родника бывает много суеты и разборок.
Ева издала возглас разочарования и облизала сухие губы.
— Не беспокойся, gata, — сказал Рено, — я не намерен лишать тебя ванны.
Ева счастливо улыбнулась. И подумала, что за время трудного путешествия к испанскому золоту она как-то перестала раздражаться из-за клички, которую дал ей Рено.
Или это объяснялось тем, что в его голосе исчезли колкие нотки, когда он называл ее gata. Сейчас его голос звучал ласково, словно она и впрямь была боязливой кошкой, которую упрашивали подойти поближе, чтобы приласкать.
При этой мысли на щеках Евы появился румянец, объяснявшийся отнюдь не тем, что окружающие камни испускали жар.
— Прикрой меня отсюда, пока я наполню канистры, — попросил Рено. — А затем я напою по очереди лошадей.
К тому времени, когда были наполнены канистры, напоены лошади и люди и все вернулись в узкий боковой каньон, солнце уже не освещало даже вершины скал. Было тихо и душно, малейший ветерок не забредал в это укромное место. Из каждой щели выползали тени, группировались и завоевывали все большее пространство. Только над головой в небе догорали последние горячие отблески заката.
