Когда Рено остановился рядом с Евой, у него возникло искушение нагнуться и снова ощутить привкус соли и сладости на своих губах. Он отругал себя за постоянно растущее неуправляемое влечение к девушке из салуна „Золотая пыль“.
— Они приблизились? — озабоченно спросила Ева, изучая мрачное лицо Рено.
Она облизала сухие губы.
Зеленые глаза проследили за движением кончика языка.
— Они отстают? — с надеждой полуутвердительно сказала Ева.
— Нет.
Она скривила губы.
— Видно, теннессийские лошади оказались лучше, чем ты думал.
— Мы еще не в пустыне.
Ева удивленно посмотрела по сторонам. Они двигались по котлообразной долине, по бокам которой тянулись высокие кряжи. Растительность на кряжах была столь скудная, что не могла скрыть каменистые участки среди разбросанных тут и там чахлых кустов и сосенок. В целом кряжи казались пустыми, что объяснялось преобладанием каменных пород.
— Ты уверен, что мы еще не в пустыне? — спросила Ева. — Здесь так сухо.
Рено недоверчиво глянул на нее.
— Сухо? А что ты скажешь об этом? — произнес он и ткнул куда-то пальцем.
Ева взглянула в указанном направлении. По центру долины петлял ручей, вода в котором имела коричневый оттенок, а сам он был настолько узким, что лошадь, пересекая его, вряд ли могла одновременно замочить все четыре ноги.
— Это какое-то жалкое подобие ручья, — сказала Ева. — В нем больше песка, чем воды.
Чуть улыбнувшись, Рено снял шляпу, вытер пот рукавом и снова надел ее.
— Настанет время, когда ты увидишь такое количество воды и скажешь, что это божья благодать, — пообещал он.
Ева с сомнением смотрела на узкую грязную ленточку, извивающуюся по долине.
— Неужели так будет? — спросила она с недоверием.
— Если мы найдем кратчайший путь… А в противном случае мы увидим реку, которая создана скорее чертом, чем богом.
— Реку Колорадо?
Рено кивнул.
— Я встречал многих, кто любил и знал эту страну, но не видел человека, который пересек бы Колорадо в том месте, где она вытекает из каменного лабиринта, а потом вернулся и рассказал бы об этом.
Бросив искоса взгляд на Рено, Ева поняла, что он не шутит. Да и то сказать, кто бы стал тратить энергию на розыгрыш по такой адской жаре и при такой пыли.
Даже на Рено жара оказывала свое действие. Рукава его вылинявшей голубой рубашки были закатаны, воротник расстегнут на несколько пуговиц. Капельки пота крошечными алмазами поблескивали среди густой черной поросли, которая проглядывала в вырезе полурасстегнутой рубашки. За три дня пути Рено оброс такой щетиной, что его улыбка казалась скорее дикой, чем приветливой.
