— Выкладывай, — решительно потребовал Калеб.
— Когда пришел черед Евы сдавать, она сдала мне такие карты, что прикуп был не нужен.
Калеб тихонько присвистнул.
— Когда Рейли схватился за оружие, я опрокинул на него стол. Ева схватила банк и убежала через заднюю дверь, а мне пришлось разбираться с Рейли и Слейтером.
— Подружка Горбатого Медведя не говорила, что Слейтер убит. Речь шла только о Рейли Кинге и Стимере.
— Слейтер не полез на рожон. Полезли эти двое.
Покачивая головой, Калеб сказал:
— Будь я проклят, но Ева никак не похожа на девчонку из салуна.
— Она шулерша и воришка, и она подставила меня под пулю.
— Если бы кто-то другой сказал мне это, я бы назвал его лжецом.
Рено без предупреждения повернулся и посмотрел в темноту.
— Скажи ему, девушка из салуна.
Ева застыла на месте. После мучительной борьбы с собой она подавила желание пуститься наутек, однако ничего не могла сделать с мертвенной бледностью, покрывшей ее лицо. С гордо поднятой головой она вступила в круг света, ложившийся на землю от фонаря.
— Я не та, за которую вы меня принимаете, — произнесла она.
Рено выхватил у нее багажные сумки, открыл одну из них и извлек оттуда платье, которое она носила в Каньон-Сити. Оно алело в его руке, словно обвинительный приговор.
— Не такое трогательное, как платье из мешковины, но зато чертовски более откровенное, — сказал Рено Калебу.
Мгновенно к бледным щекам Евы прилила краска.
— Я была прислугой, — проговорила она высоким, напряженным голосом. — И я носила то, что мне давали.
— Это ты так говоришь, gata. Но ты была в салуне в этом платье, когда я увидел тебя. А твои хозяева были уже мертвы.
Рено затолкал платье обратно в сумку и направился седлать мышастую.
— Вы поели? — спросил Калеб Еву.
Она молча покачала головой, не доверяя своему голосу. Ева не могла смотреть Калебу в глаза. Он принял ее в своем доме; а что он мог думать о ней сейчас, когда узнал правду? Как бы ей хотелось оказаться где-нибудь за тридевять земель, лишь бы не здесь.
— Виллоу встала? — спросил Калеб.
Ева снова покачала головой.
— Неудивительно. Этан метался всю ночь.
— Зубы режутся…
Это было сказано почти шепотом, но Калеб расслышал.
Рено тихонько ругнулся. Это разнеслось в рассветной тиши.
— Гвоздика, — также шепотом добавила Ева.
— Простите, не понял, — переспросил Калеб.
Ева с трудом прокашлялась.
— Гвоздичное масло… На десны… Он перестанет так плакать…
— Выпороть бы его как следует прямо здесь, на конюшне, — заявил Калеб. — Я не имею в виду Этана.
