– О каком деле идет речь?
– Бытовая мокруха…
– Когда-то об этом весь поселок говорил…
– Участковый знал, кто того парня грохнул, однако ничего не сказал…
– Это же Гладкий, старый лис…
– Молчун. О чем его ни спросишь, всегда в ответ готовая милицейская ухмылочка: отвали, мол, пацан! Ни слова не произнесет, зато в глазах вся последняя истина…
– Я слыхал, они братья?..
– Кто?..
– Дед Пехто: Вадим со Стрижом…
– Как братья? Они же совсем разные…
– От разных матерей потому что…
– Прохор Самсоныч знает?..
– В том-то и дело, что нет. Начальство вообще никогда ничего не знает, и понимает только то, что ему докладывают…
– А Вадим?..
– Этот всё знает, у него своя тайная полиция…
– Что же он отцу не скажет?..
– Зачем?..
На травяном берегу появляется постаревший участковый Гладкий со своим некогда казенным, а теперь уже навсегда “приватизированным” велосипедом, который он по привычке большей частью водит за руль, к которому подвешена сетка с буханкой хлеба. Сетка в одном месте порвалась, и аккуратно перевязана проволочкой. Гладкий даже на пенсии носит темно-синюю форму милиционера шестидесятых годов.
Парни перестают играть, карты в их ладонях растопырились веером. С давним страхом все смотрят на Гладкого: когда-то он гонял их, тогда еще пацанов, из парка, от танцплощадки, натравливал дружинников.
Странная казенная улыбка бывшего участкового пронзает, кажется, весь солнечный день.
ГОЛОСА:
– А этот за каким сюда приперся?..
– Да еще со своим идиотским велосипедом…
– Он всегда был сумасшедшим, однако всю жизнь прикидывается ментом…
– С нашим братом нормальный человек разве справится?..
– А Гладкий по-твоему справлялся?..
– Еще как! Спроси своего батьку, сколько раз сидел он в каталажке по милости Гладкого?..
– Мой батя одной рукой его подымет, другой прихлопнет!..
– Не скажи. У Гладкого мертвая хватка, еще никто не вырвался…
– Зато и хватал он старух с мешком украденной соломы, стариков, помочившихся по пьянке за углом – выполнял план по задержаниям…
– Зачем сейчас Гладкому надо все знать?..
– Хрен его, беса, знает, привычка такая…
…
Бывший участковый сделал болтунам знак пальцем – величавый и в то же время наполненный таинственным смыслом жест. Он требовал тишины, а сам в это время неотрывно смотрел на качающиеся посреди пруда головы
Стрижа и Вадима, будто понимал каждое их слово.
Пловцы разминулись. Стриж поплыл к берегу, размашисто выбрасывая жилистые белые руки, вышел на берег в стороне от пляжа, лег лицом на траву.
