– Петр-рович!.. Я умер. Пусть речи говорят. Или сначала молебен?
Старший Калиткин, играя уголками губ, едва сдерживая смех, буркнул:
– Ты лежи. Мы сами разберемся. Ты же дал указания.
– Да, да… именно так и делайте. – И Ченцов, перехватив левой рукой свечку, нарисовал указательным пальцем правой руки в воздухе что-то вроде квадрата. – И не забыть: здесь же воздвигнете…
– Торопишь события! – как бы осердился прокурор. – Это уже когда похоронят… Итак! Оркестр! Якобы вынос тела.
– Понял… – голова Игоря упал в подушку. Он облизнулся и закрыл глаза.
Духовой оркестр тяжко затянул траурный марш Шопена. Труба, как положено, фальшивила. И Углеву стало нехорошо: с ума, с ума сошли!
Он отошел подальше от вопящего и дышащего оркестра, из толпы ему кивнул трезвый и серьезный на вид Толик, а Чалоев приблизился, чтобы пожать руку. Прокурор скомандовал – оркестр замолк. Где жена Игоря?
Сын здесь. Ксении не видно, наверное, оставили дома, хоть на это ума хватило. А вот гувернантку Игорь пригласил. Худая как жердь, в большой шляпе, стоит рядом, курит, сверкая затемненными очками.
Интересно, о чем она думает? А это кто? В изголовье у гроба – Эмма
Дулова-Калачевская с толстой книгой. Что, молитвы будет читать?
– Друзья мои, – почему-то с грузинским акцентом начал Петр
Васильевич Калиткин. – Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои. – Ясно, копирует знаменитую речь Сталина. – От нас ущёл наш замычателный друг, патриот новой России. Он много сделал для нашего многострадального народа. Он, например, принял участие в достройке
Николаевской церкви. Истинно говорю, отец Василий?
Появился, как черт из табакерки, некий мужичок в рясе, он, видимо, и есть отец Василий. Или ряженый.
– Братья и сестры, – продолжил звонким тенором мужичок, – Господь наш Иисус Христос завещал нам возлюбить друг друга, так? И веровать в его светлое учение, которое заключается…
– Подождите, – поморщился Калачевский. Он тоже был здесь. – Не может в речи священника быть такой оборот: которое заключается… ведь правда, Валентин Петрович? Канцелярщина какая-то. Верно, Валентин
Петрович?
Люди оглянулись на Углева. Он помедлил и хмуро кивнул.
– Ты не мешай, – Дулова остановила мужа, который хотел что-то еще сказать. И открыла толстый том, и, прочитав какие-то строчки, улыбнулась.
– Минуту!.. – в красном гробу завозился Игорь и снова приподнялся: -
А под памятником напишете: этот монумент наследованию не подлежит. И все вокруг размером в один гектар арендовано мною, Ченцовым!
