Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции | страница 75



– Просили привезти! – буркнул он, утирая багровое лицо ладонью, с которого выстрелили лучиками золотые колечки и печатки.

– Куда? Зачем? – удивился Углев.

– Увидите. – Судя по всему, мент был крепко пьян. Но вел машину уверенно.

25.

Царила дивная солнечная погода, словно вернулось лето. Хотя внимательный глаз мог различить в ярко-синем небе строчки и спирали птиц: кто готовился, а кто уже и улетал на юг. Да и тайга вдали запестрела, как платье цыганки. На базаре – Углев попутно узрел – уже продавали бруснику с севера и кедровые шишки с южносибирских гор. На берегу Сиречи, за церковью, внизу, на плоской полянке, которую местные называют Сковородкой, выстроились в каре множество черных машин: два “ланкраузера”, “мерседес”, три “тойоты” и пара транспортных средств попроще, фирмы ВАЗ. Здесь же приткнулись и несколько мотоциклов. Вдоль берега были накрыты столы, уставленные бутылками и яствами. Народ пирует? А что это в центре? На столе помассивней, в окружении цветов, тарелок с виноградом и бананами, расположился драпированный красным гроб, в котором явно кто-то возлежал. Рядом топтался духовой оркестр, а толпа стояла поодаль.

Кое у кого на рукавах красно-черные повязки. Когда младший Калиткин подрулил поближе, Углев вышел из милицейской машины и растерянно остановился: в гробу, на красном атласе, лежит Игорь Ченцов в черном костюме. Он замер, смежив глаза, руки покоятся на груди, меж пальцами зажата горящая свеча, которая от порывов ветра все время гаснет, и ее всякий раз поджигает зажигалкой сын Игоря Андрей.

В самом деле умер?.. или шутка? Да, конечно, конечно, шутка! Вон кто-то зажимает рот ладонью… а вон, отворачиваясь, хохочет прокурор.

По твоей, по твоей милости, Валентин Петрович… ты их, ты развеселил пересказом “Сатирикона”… хотя еще до твоего рассказа Шамоха устраивал свои похороны, и Ченцов сам напомнил про них… Но Шамохе опять-таки ты, ты в свое время прочел куски из “Сатирикона”. И все равно, хоть и шутка, но что-то страшное кроется в размахе и серьезности, с которыми разыгрывается действо.

– Валентин Петрович! – приветливо здоровались с Углевым люди, а он продолжал оцепенело смотреть на Игоря. Пропищала, поприветствовала бывшего учителя резко пахнущая нафталином дама в коротком клетчатом пальто – Люся Соколова. Что-то пробубнив, словно из-под облаков, поздоровался за руку – какая холодная у человека рука – редактор

“Бомбы” Вовик Нечаев. Услышав, что пришел Углев, Игорь приподнял голову и пьяно взвыл: