“Если сердце сильное”. Но Углев не стал ничего более говорить. Ему налили вина, он час назад зарекался, не хотел сегодня с этими людьми пить, но выпил. И, сославшись наконец на то, что надо идти к жене, встал.
– А как же баня?!. – вопил Игорь. Он сдернул со спинки стула пиджак и держал на расстоянии, не отдавая. – Валентин Петрович! Баня!
Стыдясь сам себя, Углев буркнул:
– Дело есть одно срочное… надо подзаработать… готовим макет для музея…
– Что?! А что же вы у меня-то?! Господа! – закричал Игорь, обращаясь к своим друзьям. – Полгода учит мою дочь и отказывается бабки взять.
А в музей торопится какие-то крохи выцарапывать. Я вам сейчас же принесу вашу зарплату!
– Да ладно, потом… – бормотал Углев.
– Нет уж… – Поддернув красные плавки, Игорь исчез. И Углев, стоя, мучительно ждал.
Толик покосился на сидевших рядом.
– Я думаю, мы должны скинуться и помочь нашим воспитателям… – Достал из угла лежавшую комком одежду, вынул портмоне.
Углев, краснея, замотал головой, отступил к двери.
– Да что вы… я получаю достаточно…
– Знаем мы, сколько вы получаете… – произнес прокурор. – Я тоже добавлю. – И на поднос, с которого смели в сторону кисти винограда и раскатившиеся яблоки, все стали бросать бумажки. Чалоев положил две зеленые сотенки.
Вдруг Толик, глядя на доллары, рассмеялся, как женщина, – звонко и поводя плечами.
– Ты что? – насупился южанин.
– Это другие? – смеялся Толик.
– Ну конечно, – еще более сердясь, отвечал Чалоев. При этом не надо было окружающим иметь много ума, чтобы догадаться: намек касался или меченых денег, или фальшивых денег. Хотя вряд ли эти господа всерьез занимались сбытом подделок – скорее всего, играли, как играют нынче и взрослые люди, печатая на цветном принтере деньги любой страны.
Вернулся Игорь и, протянув учителю большой бумажный конверт, другой рукой таинственно приоткрыл и закрыл щель.
– Эти тоже туда! – скомандовал Толик. И как ни отнекивался Углев, его заставили деньги с подноса также сложить в конверт.
И, багровея от стыда, пятясь, он ушел наконец из бани. Рубашка под пиджаком липла к спине, брюки липли. “Боже мой, до чего пал…” – вертелось в голове. Нет, если бы не возникшая в шутку угроза насчет дачи, он бы легко и остроумно обыграл сих господ. А так, пришлось согнуться…
Жена сидела на даче, накинув на плечи ветхую кроличью шубу, которую супруги давно уже из города притащили сюда. На столе горела свеча.
– А что, нет света? – радуясь этому обстоятельству (жена не увидит его лица), спросил Валентин Петрович.
