“Странно, – подумал Гутман, – весьма странная история. В таких случаях коллеги обычно утешают. От ошибок никто не застрахован”.
Потом сердито повел волосатым носом:
– Она была здесь? Я слышу ее духи.
– Не понимаю твоего усердия. Чем ты пугаешь? Мне нечего терять.
– Голову. Она – самка, зверюшка, чертовски привлекательная сучка, не ведающая, что творит.
– Обыкновенная. Я проверял. Не хуже и не лучше.
– Проверял?!
– Ну да. Не хуже и не лучше. У меня давно не было женщины. Три месяца, с тех пор, как сбежала Люся.
Хромая на больную ногу под оглушительный оркестр цикад, доктор
Гутман повторял: “Не хуже и не лучше. Не хуже и не лучше. Он мне соврал! Он зачем-то соврал мне”.
“Зачем я добиваюсь любви темного татарина? Что мне в нем? – размышляла Оксана. – Все дело в моей гордыне? Оттого что он гонит меня, а если берет, то грубо? Больше не пойду, пусть сам ищет, коли захочет. Сколько можно перед ним…”
– О, привет! – Она схватилась за руль проезжавшей велосипедистки, едва не опрокинув старушку. Та едва успела зацепиться тапком за землю и, застыв с наклоненным меж ног велосипедом, зашептала, озираясь, как шпион:
– Деушка, ты с им не шути. Он сперва на войне враждовал, а потом в больнице самолично парня прирезал. Они суперничали из-за внучки моей, Люси. У парня случись аппендицит – и попал он как кур в ощип.
Тот воспользовался, Люся ему и досталась. – Старушка, бойко лягнув педаль, вделась в седло и покатила, а к морю лениво прошествовал
Вадик с сетью на плече.
– Вадик, что это за бабуля? – окликнула Оксана.
– Опять вопросно-ответная форма. – Вадик, недовольно закуривая, остановился. – Бабуля – крыша едет, дом стоит. Попугивает население, по самой койка в дурке скучает, но она о том не ведает. И выговор у ней нездешний. А ты что, – Вадик подмигнул, – себя как в зеркале узнала?
– Да пошел ты, – огрызнулась Оксана, второй день размышлявшая, не купить ли ей велосипед. Ясновидец. Изжога. Отравитель. Наверное,
Вадика мама нанимала. Ноги сами свернули к дому Рустама.
– Не надо, Ксана, тебе этого знать.
– Раз о тебе – значит, надо. – Он помолчал и сдался. Она не из тех, кому отказывают.
“Может, это судьба такая? Кем назначено, тем и станешь. В армию пошел – сразу война началась. Кому-то повезло отслужить без войны или не в действующих войсках, но не мне. Потом вроде все – демобилизовался, институт закончил. Хотел лечить людей, но сразу же и убил. Странно было, что он поступил в мое дежурство. Нам с ним одна девушка нравилась. Я не хотел его оперировать, потому что он мне поперек дороги стоял. Поймал себя на злом чувстве, когда увидел беспомощного. Он тоже зло глядел, хотя ему боль мешала, но зло.
