– Будут, – отрезала Ольга. – Мы не японцы, чтобы три года без отпуска, три дня на море и снова.
Катя, пометавшись по комнате, плюхнулась на диван, отгрызая заусенец. Пятки уже дымились от желания.
– Если невтерпеж, поезжай одна, я попозже. У меня образовалась проблема. – Катя улыбнулась.
– И у меня проблема. Директор. Жалко оставлять его с этими акулами.
И одна мегера, и другая – острозубая красотка.
– Возьми с собой, – посоветовала Ольга. – Дельный мужчина – не обуза.
Жена директора решила пресечь эти прогулки локоть к локтю с серой мышью. Оборванкой, завернутой в рыбачью сеть с дырами. С расстроенным и озабоченным выраженьем на лице собственного мужа.
– Позавчера ты говорил с ней час сорок минут. Вчера – два часа восемнадцать минут, сегодня – три с лишним. Ехать так далеко, чтобы прогуливаться с пожилым дядей? Что ей нужно?
– Она художница. Предложила что-нибудь подарить пансионату, если только…
– Только что? – Супруга директора подбоченилась.
– Если ей тут понравится. Пока все хорошо.
Женщина крутанулась крупным телом.
– Девочка, ты что, не видишь, куда идешь? Здесь цветы!
Девочка, испуганно дернувшись, пропала в кустах.
Оксана дошла до дома Рустама и открыла дверь. Он сидел за столом, подперев черную голову кулаками, и медленно перевел на нее замученный взгляд с арбуза, проткнутого ножом по вертикали. Оксана дернула за штору, чтобы полился свет, сняла синее платье, под которым ничего не было, и легла на кровать, раздвинув ноги:
“Смотри!” Рустам окаменел. Он сидел минуту, потом поднялся, лег сверху и сделал все быстро-ожесточенно, точно мстя.
– Пойдем в сад! – позвала Оксана, завернувшись в покрывало.
– Не шути со мной, – сказал он.
– Я не шучу. Я здесь остаюсь.
– Тебе пора уходить. С кем твой сын?
– У него есть бабушка, у них даже родинки одинаковые. Но это ничего не значит, кроме общего химического состава, это не родство, а предрассудки стадной жизни. Родство – это когда мы с тобой глядим друг другу в глаза. Бессмысленно и по-настоящему, – ответила Оксана.
Покрывало распахнулось, и они упали целоваться на землю.
– Тебе пора, – снова сказал он, надеясь, что она не послушается. Но она грустно послушалась и ушла в дом за платьем.
Там стоял стол, перерубленный по диагонали вечерним солнцем из незашторенного окна, и зудели налетевшие на арбуз осы. Все выглядело иначе, и Оксана торжествующе улыбнулась.
Когда стемнело, Рустам пошел к морю, хотя этого не любил. Он долго плыл по лунной дорожке то к луне, то назад, как челнок, которым водит чья-то рука, избавляясь от нежности, с которой чувствуешь себя ломким. Возвращаясь, он увидел в своих окнах свет и обрадовался, но напрасно. Это была не она, а доктор Гутман, которому Рустам, прикрывая, как от недоброй луны, новую радость прошлым несчастьем, с ходу рассказал, как лишился диплома. Это была ошибка, но человек умер. Главврач сказал: “Выбрось свой диплом и не прикасайся к людям”. Он пошел и сжег диплом, это оказалось трудно, тот скверно пах, но не загорался.
