А лицо – лицо, я бы сказал, миловидное, кроткое, к себе располагающее. Что меня тоже с толку сбило. Мелкие лица и остренький подбородок – это же мне категорически противопоказано. Почему, спрашиваешь? Не знаю. Но знаю, что мои женщины – это женщины открытые. Бета, ты, Вита. А закрытая, с мелкими чертами лица и остреньким подбородком может поделиться со мной только телом, но не душой. Раньше я этого не понимал, совершенно не сек фишку.
В детстве, помню, меня поразила прописанная в каком-то календаре восточная мудрость: “Кто знал много женщин, знает женщин. Кто знал одну женщину – знает любовь”. Восточные афоризмы, в отличие от западных, всегда верны. Живя с Бетой, в Бете, я женщин не знал абсолютно, но любовь знал… И эта, первая, жизнь при мне, никуда не делась. А с тех пор, как ты меня совратила – уж не прибедняйся, окрутила тогда дурачка в два счета, – с тех пор я немножко начал и женщин как класс понимать…
Ее же внезапная встреча со мной нисколько не смутила. Прикрылась полотенцем и первая говорит: “Добрый вечер!” Вместе с ней прохожу в парилку, по дороге знакомимся. Она работает в каком-то новом, мне пока неизвестном театре пластической драмы – ну, типа пантомимы.
Прямо после спектакля сюда приехала. В детстве акробатикой занималась, вот и пригодилось это теперь. Хотя театр, судя по всему, небогатый. И еще довольно быстро докладывает: “Мне тридцать пять лет”.
Тридцать пять! Так обнажиться перед незнакомым человеком! Ничего подобного не бывает, наверное, ни в каком стриптизе. Я, конечно, об этом виде искусства сужу по американским фильмам, но попробуйте представить себе, что кто-то сует голой танцорке купюру со словами:
“Мисс, скажите, сколько вам лет?” Денег не возьмет и ответа не даст.
Не так ли?
А тут, кажется, милая мисс какое-то особенное доверие ко мне испытывает. Да и вообще нравится мне, что она такая взрослая, даже постарше Виты. Из парилки Вика в бассейн ко всем не идет, а, положив полотенце на скамейку, становится под холодный душ, целомудренно повернувшись ко мне спиной. Я забираюсь в соседнюю душевую кабинку: есть что охладить…
Мы садимся рядом на скамью, по соседству с нами – спящий голый писатель, как бы в роли такого античного Пана. Вика ненапряженно молчит, слегка улыбается, но руки уже сцепила, прикрыв ими грудь.
Мне хочется ее обнять, но не здесь и не так, а по-честному, одетую.
Возвращается основной состав. На появление Вики никто особенно не реагирует, только Маша подсаживается к ней и быстро-быстро рассказывает о прослушанной сегодня версии Шекспировой трагедии. Но
