Кремль. Ходит по дому серьезная, сосредоточенная, без малейшей игривости на лице. Натягивает на свои длинные ноги теплые колготки и
Дашку одевает в шерстяные рейтузы, та капризничает. Конечно, бабушка тут ее избаловала, и теперь приходится девочку ставить на место, чтобы совсем на голову не села. Мать Вита преданная и даже самоотверженная, но в бытовом отношении отнюдь не царевна-лягушка.
Готовить, например, не любит и не умеет, в чем уже успела мне признаться. Но ребенка-то надо в эти дни покормить, чтобы совсем не потерять материнские права.
Вечер. Дашка еще колдует в своей комнате над новой компьютерной игрой: каникулы же – пусть отведет душу. А мамочка ее уже выключила свет и вытянулась во весь рост на двуспальной кровати. На ней только шерстяные носки (замерзшие за день ступни так и не отогрелись) – и больше ничего. Женщина расслабилась, закрыла глаза, положила длинные ладони на тяжелые груди. В темноте не видна улыбка, слегка коснувшаяся ее губ. Может быть, засыпая, Вита на минутку вспомнила обо мне.
Такие были у меня спокойные и чистые мечты. Появился в моей жизни большой, красивый и приятный на вкус человек – разве это преступление?
Я даже не торопился звонить: наверное, она остается дома и на старый
Новый год: охочие до застолий москвичи его всегда отмечают. Но пятнадцатого января праздничная полоса закончилась – пора напомнить о себе.
Два дня длинных гудков вызвали некоторое беспокойство. Задержалась дома? Ну почему я московский номер у нее не спросил? А ей, может быть, не до меня: мало ли что случается порой!
Дальше – то же самое… Чудовищное ощущение – набирать и набирать номер, зная заранее, что никто не ответит. Уже и ездил я на
Белградскую улицу, чуть свет туда заявился. Понажимал на кодовые кнопки – без толку. Потом пожилая обитательница этого подъезда выводила на прогулку рыжую собачонку, и я, фальшиво-бодрым голосом прокричав: “Доброе утро!” – прошмыгнул в еще не захлопнувшуюся железную дверь. Сам, между прочим, терпеть не могу, когда в мой подъезд проникают таким воровским манером. А, думаю, ладно, пусть на меня милицию натравят: может, менты помогут разузнать, где же гуляют эти длинные ноги с отчаянной головой.
Поднялся на восьмой этаж. Давлю с отчаянной силой на кнопку, слышу, как звонок там, внутри, соловьем разливается: что за мещанство – имитация птичьего пения! В ответ – тишина, и интуиция подсказывает, что уже давно квартира необитаема. Нет, это мазохизм какой-то!
