— Нам очень жаль, что так все получилось, — грустно сказал король. И похоже, что он говорил искренне. — Мы не можем вступать в споры с Папой Римским, потому ты должен умереть. Прощай и иди с миром...
Людовик перекрестил мальчика и удалился на верхний этаж собора Нотр-Дам, где все и происходило.
Взошел на эшафот кардинал, надел на голову мальчику миртовый венок, также осенил крестом, почти бегом спустился со ступеней и взмахнул рукой.
Молодой прелат стал читать полный перечень преступлений обвиняемого. С каждым предложением толпа все более возмущалась.
Тут был и сговор с Дьяволом, и порча посевов, и отравление воды в Сене, и мор скотины — в общем, сплошной источник бед и несчастий.
По завершении Церковный хор затянул заунывный траурный гимн. Потом столь же скучная и долгая месса... Но к обеденной поре весь ритуал был исчерпан.
Игорек поглядывал из-под капюшона, накинутого на голову, за происходящим. В передних рядах он разглядел рыцаря, чей щит был слишком знакомым. Синий глаз единорога, казалось, насмешливо провожал мальчишку в последний поход, откуда не возвращаются...
С неба начал накрапывать мелкий дождь, словно сама природа скорбила.
Толпа черной тучей заполонила площадь и замерла в ожидании.
Все взгляды были устремлены на балкон — на короля. Людовик поднял вверх платок и бросил руку вниз.
По этому сигналу с четырех сторон к хворосту поднесли просмоленные факела. Столб с привязанным мальчиком заволокло дымом... Пламя принялось с хрустом пожирать дерево, обдавая жаром босые ступни мальчика. Он не выдержал и громко закричал. Этот крик подхватила толпа, многократно усилив и превратив его в радостный рев.
Еще несколько мгновений, и лишь пепел развеется на ветру...
Глава одиннадцатая
А тем временем...
В ту ночь, когда Игорек отправился на сотни веков в прошлое, принц Азаат не мог найти себе места. Он бродил по темным анфиладам замка, перетекая из комнаты в комнату. В его неприкаянной душе ожило дремавшее все это время чувство — надежда. Принц поверил, что российский школьник сможет исполнить его просьбу и загладить страшный грех трусости и предательства.
Утром, едва в далекой деревеньке прокричал петух, принц должен был раствориться в предрассветной дымке. Днем принц обычно забивался в темный подвал, в тот самый, где находилась плита подземного хода, и ждал очередную полночь.
Но сейчас он не мог успокоиться. Он не обратил внимания на петушиные истошные вопли, не обратил внимания на струны солнечного света, проникающие сквозь тяжелые ставни.
