– Вы только посмотрите на него! У нашего мистера Дэйна все – «можно сказать». Он у нас, можно сказать, неуловимый!
Торнтон вежливо улыбнулся, хотя понятия не имел, о чем говорит генерал.
– Да-да, – продолжал Мендоса, обращаясь к нему, – вам не следует обманываться на его счет. О, наш старый добрый мистер Дэйн! Больше всего на свете он любит надевать на себя этакую англосаксонскую маску – спокойствие, вежливость, осторожность. Но под этой неприметной внешностью скрывается пламенная натура, как у истинного латиноамериканца. Вы еще не заметили этого, мистер Торнтон? Вы не заметили, что мистер Дэйн выполняет свою работу – в чем бы она ни заключалась – в столь неподражаемом стиле, с присущим только ему чутьем и размахом?
– Ваш собственный стиль столь же неподражаем, генерал, – заметил Дэйн.
– Ах, – вздохнул Мендоса с наигранной печалью, – я слишком много говорю. Но чего ожидать от уже немолодого эмигранта? Чего ожидать от латиноамериканца, склонного к пространным рассуждениям? И когда ты уже не можешь много делать, остается только много говорить.
Мендоса действительно говорил много; но это многословие не меняло выражения его немигающих кошачьих глазок. Этот полнеющий человек в вечернем фраке сохранял военную выправку. У Торнтона сложилось впечатление, что Мендосе нравится болтать ерунду. Он тщательно культивировал эту клоунскую маску, так же, как Дэйн – свой образ осмотрительного человека.
После вина Мендоса попросил разрешения заказать для них ужин. Они с Дэйном продолжали беседовать. Торнтон решил, что эти двое некогда были близкими друзьями. И происходило это явно в Южной Америке.
– А теперь вы в Майами, – сказал Мендоса. – Можно ли надеяться, что вы задержитесь здесь подольше?
– Зависит от обстоятельств, – ответил Дэйн. – Возможно, что дело вскоре будет завершено. Тогда я должен буду отбыть.
– Это будет печально. Я еще даже не показал вам свой дом. Это чрезвычайно уютное обиталище.
– Уверен в этом, – отозвался Дэйн. – Я хотел бы когда-нибудь взглянуть на него.
– Вам и вашему другу у меня дома всегда рады. В любое время, когда вам позволят обязанности агента ЦРУ.
– Сейчас я работаю на Департамент финансов, – поправил Дэйн.
– Конечно. Я и забыл, насколько вы непоседливы.
– В этом мы схожи.
Мендоса расхохотался.
– Я больше не непоседлив. Поверьте мне, мистер Дэйн, то, что я делал в юности, как будто бы совершал совсем другой человек. Войны и завоевания – иллюзия; куда более ценны покой и ясность. Я испросил американского гражданства.
