Гвалиор снова отхлебнул из заветной фляжки, мечтая о том, как его сменят. У края дороги ворошил кучу мусора тощенький белоголовый мальчонка. С утра он несколько раз подходил к надсмотрщику, показывая находки. В его глазах светилась отчаянная надежда, но Гвалиор, осмотрев камень, всякий раз отрицательно мотал головой и выкидывал «драгоценность» с мостков. А про себя гадал, дотянет мальчишка до весны или нет. Если только Гвалиору не примерещилось, он уже кашлял – и очень нехорошо, не так, как от обычной простуды…
Мимо заморыша проходили подростки с опорожненной тележкой. И надсмотрщик увидел, как один из двоих – не тот, что с ним разговаривал, а второй, молчаливый, – вдруг сунул руку за пазуху, нашарил там что-то и кинул подбиральщику, ползавшему на коленях возле своей кучи. Тот от испуга и неожиданности сначала отпрянул. Потом потянулся за брошенным камнем… и вдруг, схватив его, со всех ног кинулся к Гвалиору.
– Находка! – повторял он на ломаном нарлакском языке, на котором они объяснялись. – Находка!..
На грязной ладони лежал довольно крупный обломок, сперва показавшийся Гвалиору куском гнилой деревяшки. Надсмотрщик с неохотой взял его, повертел и хотел уже было выкинуть, как все предыдущие… Но краешек «деревяшки» оказался отколот ровно и чисто, и, когда Гвалиор повернул камень к солнцу – внутри вспыхнула, словно засветилась, узкая золотисто-зелёная полоса. Нардарец поплевал, потёр рукавом… Так и есть! Настоящий кошачий глаз!..[9] Хранящий любовь, уберегающий от измены и сглаза, а по слухам – способный даже сделать своего владельца невидимым в опасном бою!..
Гвалиору не хватило бы полугодового заработка, чтобы купить такой камешек. А мальчишка, принёсший его, рассчитывал всего-то на лишний сухарь. Смех да и только!.. Надсмотрщик кивнул маленькому подбиральщику, спрятал камень в кошель и перевернул дощечку, собираясь поставить против имени мальчишки одинокую метку… Внезапное движение, подмеченное краем глаза, заставило его оглянуться.
– Во имя пепла и погасших углей, чтоб вам!.. – вырвалось у нардарца.
Опрокинутая тележка лежала на боку, а двое подростков, только что так дружно её толкавшие, катались по земле, орудуя кулаками, словно два взбешённых зверёныша. Гвалиор кинулся к ним, выдёргивая из-за пояса кнут. Ему ведь рассказывали, с чего началось кровавое, не без труда усмирённое восстание под Большим Зубом сорок три года назад. С самой обычной драки рабов, вовремя не разнятой. Тогда у обоих нашлись поблизости земляки и друзья, тут же схватившиеся за свои ломы и кирки – орудия, изначально не предназначенные для боя, но очень грозные в рукопашной. Когда же наконец вмешались надсмотрщики, яростные враги с редким единодушием обратились на них!
