— Закончил первый том.
— Значит, осталось всего сто семь? — Старик вяло улыбнулся. — По неделе на каждый — почти вся молодость.
— У меня нет времени на это, сада Мунко! — Бабый отвел глаза. — Читать Ганджур — гору ковырять ножом… Ни сил, ни времени не хватит!
Сада Мунко вздохнул:
— Мудрость всегда обходится дорого, доромба. И богам, и тенгриям, и ассуриям,[46] и людям… Особенно — людям, небожители получают ее прямо от богов…
Бабый не стал спорить — старик уже отходил, мысли его путались. Но через мгновенье он понял, что ошибался — старый мудрец говорил внятно, связно и убедительно. Но мысли его были непривычны и как-то не вязались с представлениями доромбы.
— Мысль всегда имеет силу закона. Это — мудрость таши-ламы и лхрамб, мысль-действие принадлежит к мудрости высоких лам. А вот мысль как правило жизни — это уже, доромба, наша с тобой мудрость на всю жизнь!
— Невелика ценность мысли, — буркнул Бабый, — если она бессильна! Какой от нее прок людям?
— Ты не прав, доромба. С помощью нашей мудрости мы помогаем людям жить и преодолевать трудности. Это не так мало!
— Для меня — мало. Ничтожно мало!
— Ты — молод, доромба, и потому торопишься… Сними с меня ладанку, распори ее ножом, там лежит монета со знаком огня… Мне ее дал Гонгор… Хубилган Гонгор…
Старик задыхался и уже не мог говорить. Бабый сорвал ладанку, разодрал ее зубами — искать нож было уже некогда. Монета сама упала ему на ладонь: серая, невзрачная, со знаками молний, вставленных друг в друга крестом и загибающихся в левую сторону двумя изломами. Бабый сразу вспотел: знак Идама! Как попала к старику эта страшная монета? Ах, да… Ему ее дал хубилган Гонгор! Зачем?
— Иди в дацан Эрдэнэ-дзу, — прошептал умирающий, — там отдашь монету Гонгору и скажешь… И скажешь, что сада Мунко не успел ничего сделать… Еще скажешь, что таши-лама…
Старик захрипел, выгнулся дугой и медленно обмяк.
Бабый вытер потный лоб, шагнул к выходу:
— Эй, кто там? Он умер.
Глава четвертая
ЧЕРНЫЙ КОЛДУН
Донельзя оборванный человек, измученный жаждой и голодом, вел в поводу такого же изможденного коня. Куулар нахмурился: через Хемчик идут только чужаки и те, у кого есть причины не мозолить глаза людям. Как ему самому, к примеру… Но у него сейчас дорога прямая и хоженая — на Убсу-Нур, через Гоби, в Тибет. А этот куда и зачем идет?
«Надо помочь ему выбраться к людям, — подумал Куулар, — а то пропадет в этих глухих местах, сгинет, как трухлявый гриб под копытом…»
