Секач молча вошел в кабинет, кивнул Себастьяну, чтобы тот закрыл дверь, и подошел к тяжелому железному шкафу — из тех, в которых в казармах хранят огнестрельное оружие. Отперев его, Гордон осторожно и с нежностью извлек на свет божий нечто, завернутое в тонкую шкуру местной козлоногой обезьяны. Положил сверток на стол, развернул и некоторое время любовался похожим на иней узором клинка, явно вышедшего не из рук мастеров, ведущих свой род от Адама и Евы. Потом достал из бара бутыль виски и подошел к другому шкафу — полки в нем были заставлены алтариками божков, в которых никто не верил всерьез. Чарка виски досталась Коварному богу Желаний.
— В конце концов, — бросил Секач, рассеянно созерцая миниатюрный, жадный лик божества, — не наше это дело, сам ли Хого отправился к праотцам или кто-то ему с этим делом слегка помог. Не фига вдребезину бухим шататься по таким местам, как наш дворик! Верно, Себастьян?
Мочильщик отозвался одобрительным «гы!».
— Папеле, — обратился к старику Зильберману его почтительный, уже сорокалетний сын Мордехай (для близкого круга — Мордка). — Я хотел спросить вас: вы опять собираетесь в бега, папеле? Или мне просто так кажется?
— Не будь идиотом, сынок, — дал ему добрый совет старый Ари. — А лучше помоги поднять эту глупую крышку... Неужели ты, прожив так долго в этом месте, так и не понял, что когда твой папа берет свой кейс, с которым он прилетел сюда, и берет с собой Тору, то это всегда значит, что твоему папе надо немного убежать? Чтобы у всех нас не было неприятностей. Боже мой! Что это за место, куда ты нас определил, чтобы мы тут мучились, как в аду?! — возвел он глаза к потолку подвала. — Что это за место, Господи, где старому Ари приходится раз в год лезть под землю, словно кроту? Я ведь уже не так молод, Господи. Ты это заметил?
— Что случилось, папеле? — с тревогой спросил Мордка. — Почему вы так волнуетесь? Вы хорошо поужинали, вы хотели пройтись до реки. Но вместо этого я прихожу и нахожу вас в нашем погребе с вашим старым кейсом и Торой?
— Ты бы тоже так волновался, сынок, если бы узнал, что тобою очень сильно интересуется Лео Байер и его архангелы.
— Но ведь сэр Байер только поговорил с тобой и спокойно ушел... И, по-моему, он вел себя очень почтительно...
— Настолько почтительно, что поставил четырех своих человек присматривать за старым Ари, — отозвался папеле с большой горечью в голосе. — По крайней мере, я вижу четырех. Этот Родни Паркер — я хочу сказать тебе, сынок, — он оказался очень нехорошим человеком. Он нас всех — своих честных партнеров — втравил в такое дело, которым немножко интересуется сэр Байер. А нет ничего хуже, чем заниматься делами, которыми интересуется сэр Байер, сынок. Родни Паркер очень нехорошо сделал нам всем. Я даже думаю, — тут старый Ари перешел на шепот, — что он сделал так потому, что он антисемит!
