За годы работы заместителем председателя СРП Авразилу частенько приходилось бывать на Небесах, но тогда у него просто не оставалось времени на разные душевные переживания, тут бы с делами успеть разобраться. Поэтому Авразил оказался не готов к тому, что каждый шаг, каждый брошенный по сторонам взгляд будил целый рой воспоминаний. Они, словно растревоженные комары, выпархивали из зарослей былья, мельтешили перед лицом, больно впивались в тело тонкими хоботками. Вдобавок, будто к перемене погоды, заныли лопатки.
— Фантомные боли, — отмахнулся однажды врач от Авразила. — Разумом вы прекрасно осознаёте, что давно уже не ангел, да и душа, наверное, успокоилась. А вот тело всё ещё помнит, что у него были крылья.
— И что мне делать, доктор?
— Это не лечится. Терпите.
Врач склонился над бумагами. Повыше лба, едва прикрытые волосами, отчётливо проступали следы от ампутированных рожек.
— Что-то ещё? — Авразил и не заметил, задумавшись, что врач прекратил писать.
— Нет. Больше ничего. Спасибо. Всего вам доброго.
— Лучше бы «всего злого» пожелали, коллега, — невесело усмехнулся врач. — Будет совсем невмоготу, приходите, болеутоляющее выпишу.
— Спасибо.
— Не за что.
На Вратах Небес белела какая-то бумажка. «Мест нет! — припомнил Авразил одну из своих детских проказ. — Ничего не меняется».
Но текст объявления был другой.
Под нечеткой фотографией седобородого старика с пронзительно-голубыми глазами Авразил, цепенея, прочитал: «Вчера после долгой продолжительной болезни…»
— Ну, чего уставился, человече, как этот самый на эти, как их?..
Авразил вздрогнул. Из окошка «Для писем и молитв» на него сурово смотрел страж и сторож Небес апостол Пётр… дядя Петя, швейцар…
— Дядя Петя, да как же это?.. — растеряно спросил Авразил, указывая на некролог.
— Чего? — Пётр приоткрыл Врата, кряхтя, протиснулся в щель. — Чего там? А-а, это! — апостол поддел бумажку заскорузлым ногтём, сорвал её, скомкал, — Это ты вниманья не обращай. Бесята балуют. Начитались, понимаешь, Ницше, инсургенты!.. Постой, мы что, знакомы? Чой-то ты меня дядей? — Пётр близоруко прищурился. — Авразилка, ты?
— Я, дядя Петя, я, — у бывшего ангела-хранителя отчего-то немилосердно защипало в глазах.
— Вот оно, значит, как, — уважительно пробасил Пётр. — Пенсионер Вселенского Значения!.. Да ты пей чай, пенсионер — остынет. И варенье накладывай, не стесняйся. Со свежего урожая, варенье-то.
Крохотная, но уютная каморка швейцаров под Главной Лестницей Небес, если не победила Время, то, по крайней мере, заключила с ним пакт о ненападении на веки вечные.
