Вытерлась, поджидая Марка, надела джинсы и мужскую рубашку. Не его. Я ее купила для себя. С мокрыми волосами, зачесанными назад, с лицом без макияжа и морщин, с серьезным выражением, я выглядела действительно очень молодо. Принялась слушать Каллас. Воинственно настроенная, я усилила звук. Мне хотелось доказать, что я существую.
Спустя некоторое время начали появляться соседи из прилегающих квартир. В тот самый момент, когда Каллас воздвигала храм из чистых звуков, сосед справа начал вбивать гвоздь в разделявшую нас стенку. Бормашина против Каллас. Сидя на полу, я ждала.
На улице какой-то неврастеник с яростью нажимал на автомобильный сигнал.
В квартире этажом выше носились дети. Акустический конфликт набирал силу. Если бы я была японкой, то сделала бы себе харакири. Закурила еще раз трясущимися руками. В преддверии ссоры я чувствовала себя так, как если бы это я, а не Марк, была виноватой. Мне было любопытно узнать, на что способен мой муж. Чем больше он будет врать, тем больше доказательств, что он принимает меня за идиотку. В пылу гнева Каллас возмущалась и оскорбляла гнусного Скарпия. Все мне казалось подозрительным. Марк и Элеонора?! Не занимались ли они любовью здесь, у нас, в мое отсутствие? Однажды я застала их сидящими на диване. На Элеоноре была футболка с надписью: «Я люблю любовь». Она сказала, что я вовремя вернулась. Что им меня не хватало. Без бюстгальтера, босая, чувствуя себя непринужденно, она скручивалась спиралью на диване.
– Обожаю Францию. Марк добавил:
– Я рассказывал твоей подруге о Третьей республике.
– О Третьей республике? Зачем? Какое это имеет значение?
– Но ведь это часть истории Франции. Он слегка покраснел, Марк.
– Твой муж знает так много, – раскудахталась Элеонора.
Она произнесла «Марк» бесстыдно, с растянутым «а» и смягченным «р». Имя моего мужа превращалось в сладенькую вафельку. «Мааа-рр-рк».
От дыхания груди Элеоноры перемещались. Как пузыри. Как в комиксах. Она потягивалась.
– Хочу есть.
Марк помчался на кухню.
– Я накрываю на стол.
Такая готовность с его стороны меня удивила. За столом Элеонора смаковала вино.
– С сыром камамбер вкусно.
Она вела себя коварно, растягивала слова, мусолила их, раздевала их, придавала им другое звучание. Ее сиплое дыхание подчеркивало чрезмерную чувственность ее интонаций.
– Вы хотите кофе?
Она не смогла бы сказать лучше: «Я хочу в ваши объятия».
– Ложечку…
Долгое и прерывистое дыхание от наслаждения.
– Еще сахара?
