Но Лив шикнула на сына — мысли Маттиаса всегда были прекрасны и благородны, даже если и не всегда практичными.
Когда лампа была уже погашена, Хильда задумчиво произнесла, чувствуя, как во всем теле воцаряется покой:
— Маттиас, есть вещи, которых я не понимаю. Ты не против, если я спрошу?
— Конечно, нет! О чем ты думаешь?
— Ты сказал однажды… когда мы сидели и болтали на лужайке, что ты не можешь ни на ком жениться, потому что испытываешь душевные трудности. И в то же время ты попросил меня приходить к тебе, если меня будет сжигать изнутри огонь. Что ты хотел этим сказать? Чтобы я стала твоей любовницей?
Он приподнялся на локте.
— Нет, дорогая, это звучит просто жутко. Я имел в виду то, что если тебе все-таки понадобится пройти через это, то тебе не следует делать это с другим. Нет, это звучит ужасно эгоистично, я сам не знаю, что говорю…
Хильда замолчала. Она зевала, борясь с одолевающим ее сном. Но она еще не все сказала ему.
— Маттиас… В чем истинная причина того, что ты до сих пор не нашел себе девушку?
Он долго лежал в молчании. Его тоже тянуло в сон. Наконец он вздохнул и сказал:
— Хорошо, Хильда, ты раскусила меня. Ночные кошмары — это лишь одна сторона дела. Но сначала ответь на мой вопрос: ты по-прежнему не уверена в моих чувствах к тебе?
— Нет. Могу я сказать тебе правду?
— Ты должна.
— Хорошо. Я люблю тебя. По-настоящему, без стыда, во всех отношениях. Я обнаружила это сегодня вечером во время поездки верхом, а потом дома, в кругу твоей семьи. И когда они болтали о нас, о ребенке и всем остальном. Я вся горела!
Она услышала, как он рассмеялся, но тут же серьезно сказал ей:
— Спасибо, любимая! Ты доже должна узнать правду. Я боюсь, Хильда! На протяжении всей моей взрослой жизни я испытывал великий страх, что у меня ничего не получится. По этой причине я избегал девушек, вплоть до того момента, когда встретил тебя и попал в сети любви, выражаясь высокопарно. И теперь я тоже боюсь.
— Я не совсем понимаю, чего?
— Нет, как тебе это объяснить, ведь ты всю свою жизнь жила вдали от людей… Я думаю, что несчастные дни, проведенные в шахте, разрушили мою способность любить.
Ее веки уже налились свинцом, она с трудом удерживала их.
— Любить? — пробормотала она. — Но ведь ты сказал, что… любишь меня!
— Я имею в виду… плотскую любовь.
Хильда онемела. Закрыв глаза, она произнесла безразличным тоном:
— Думаю, я поняла. Но ты уверен в этом?
— Нет. У меня есть только предчувствие. У нас с Калебом был общий друг, его звали Кнут, он не так давно умер, и мы тяжело переживали утрату… Так вот он говорил, что потерял… как это можно назвать? Мужскую силу. Впрочем, он был тяжело болен.
