Никто из них не оскорбил ее. «Господи, благодарю тебя за то, что ты не оставляешь в нужде ничтожнейшее создание!»
Стало уже совсем светло, когда она, наконец, закончила свои дела в хлеву. Хлеб уже должен был испечься. Только бы успеть сделать все до их прихода! Она так нервничала, что у нее дрожали руки, и она никак не могла запереть хлев.
Когда она вошла в дом, отец все еще спал. Так оно было лучше, у нее оставалось время для себя.
Хлеб получился превосходным! Да, печь она умела, этому ее научила мать.
«Ах, мама, посмотрела бы ты теперь на свою Хильду! У меня есть друзья, понимаешь, мама? Ты, конечно же, самое лучшее, что у меня есть, но так хорошо, когда тебя понимают, когда с тобой обходительны! Ведь жители деревни только и знали, что бранили меня. Раньше я не понимала, что это несправедливо. Он такой видный, мама. Но я, конечно, ни на что не надеюсь, просто мне приятно мечтать о нем. Так хорошо, когда есть о ком помечтать! Понравится ли ему хлеб? У меня есть свежее масло, это очень кстати. И сливки…»
Закончив приготовления и видя, что отец все еще спит, она крикнула:
— Вставай, отец! Доктор сказал, что тебе сегодня можно подниматься!
Никакого ответа. Что-то страшное было в том, что он все еще спал!
Приготовив завтрак, она снова крикнула:
— Ты проснулся, отец?
В ответ не было слышно ни звука.
Хильда приоткрыла дверь спальни.
Сначала она ничего не поняла. Но когда до нее дошло, что отец повесился на потолочной балке, она попятилась назад и выскочила из дома. Спустившись на скотный двор, она опомнилась. А что, если он жив? Нет, он был мертв. Во-первых, все время, пока она была в доме, там было тихо. Во-вторых, вид у него был как у мертвеца.
Подгоняемая страхом, она бежала и бежала вниз, на Липовую аллею.
И уже постучав в дверь, она поняла, что прибежала не туда: доктор жил в Гростенсхольме. Она сделала это бессознательно — и она знала, почему?
Ей открыла служанка.
— Отец повесился, — задыхаясь, произнесла она. Служанка, не знавшая ее, некоторое время удивленно смотрела на нее, потом впустила. Навстречу ей вышел Бранд.
— Хильда? Что ты такое говоришь? Твой отец…
Она только кивнула. На глазах у нее были слезы.
— Матильда, — крикнул он, и тут же вышли его жена и сын Андреас. Хильда торопливо вытерла слезы.
Бранд положил руку ей на плечо.
— Ты останешься с Матильдой, чтобы успокоиться, а мы займемся этим. Андреас, ступай сейчас же за Маттиасом! Юль Ночной человек повесился. И пошли мальчишку за судьей!
