Чуть слышалось жужжанье сонных мух…
И он подумал вдруг: «А что-то с нею?»
От этой мысли захватило дух,
И сердце сжалось: вновь оно любило,
С тоской отчаянья, с безумной силой!
ХС
Вдруг в двери легкий стук… Он отворил…
«Как, Вера… вы?» — пред ней он отступил.
Она под черной, длинною вуалью,
Вся бледная, дрожала; взор молил
О чем-то с тихой, робкою печалью.
«Прости, Сережа, мне, — я не могла…
Уж не сердись, мой милый, что пришла…»
XCI
Убитый, жалкий, ноги обнимая,
Края одежды, мокрой от дождя,
Он целовал и повторял, рыдая:
«Ты ль это, Bеpa?.. Недостоин я
Тебя, родная, деточка моя…»
И с беспредельным, жгучим состраданьем
Он грел ей руки влажные дыханьем.
ХСII
Покорно, ослабев, все существо
В ней отдавалось нежности его
С доверием, как материнской ласке.
Она в тот миг, не помня ничего,
В изнеможенье, закрывая глазки,
Склонив головку бедную свою,
Шептала: «Господи, как я люблю!
ХСIII
Я слабая и жалкая, ты видишь,
Уж я тебе всем сердцем отдаюсь;
Ты можешь зло мне сделать, — не боюсь;
Ведь деточку свою ты не обидишь…
Люблю — и не скрываю, не борюсь…
А знаешь, шла я по лесной дорожке, —
Там сыро, страшно!..» — «Бедненькие ножки!..
XCIV
Совсем холодные!» — Ее жалел
Он как дитя больное, со слезами
Лаская, ножки маленькие грел,
Как птенчиков озябнувших, руками
И поцелуями… Но мрак густел.
«Пopa!» — он встал, и с грустью молчаливой
Они простились… Он уснул счастливый.
XCV
……………………………………..
XCVI
Кончался август; с ласкою печальной
Глядело солнце; мягок и душист
В тени лесных тропинок желтый лист;
А небосвод, глубокий и хрустальный,
Прозрачен, звонок, холоден и чист,
И с утренней росой на георгины
Ложатся нити тонкой паутины.
XCVII
Как веянье отрадной тишины,
Предсмертный сон объемлет мир неслышно,
Но грезы смерти негою полны,
Как счастья и любви живые сны.
Вознесся лес таинственно и пышно,
Как золотой, великолепный храм,
К пустынным, ярко-синим небесам;
XCVIII
Трепещущий, с улыбкою покорной,
Он, как жених — невесты, смерти ждет;
Она к нему, желанная, придет
Прекрасней жизни, с лаской благотворной…
Зачем, о смерть, твой радостный приход
В природе мы одни лишь, дети праха,
Клянем, полны отчаянья и страха?..
XCIX
Сергей испуган жизнью и смущен;
Счастливым дням не доверяет он:
Так узник бедный, к воздуху темницы
Давно привыкший, солнцем ослеплен
И, отвращая взоры от денницы,
Он все грустит в дубровах и степях
О сумраке тюремном и цепях.
С
Ужель опять Забелин мой тоскует?
Ужель к нему вернулся прежний сплин?
