Там, над Курой, в обломках желтых скал
Все онемело в зное нестерпимом;
Лишь ящерица быстрая порой,
Как изумруд, блеснет в траве сухой.
LXX
Зато свежо — под влажной тенью парка,
Где пенится зеленая волна
Боржомки горной, вечно холодна.
Сергей, когда бывало слишком жарко,
Спускался к ней; здесь мрак и тишина,
И в чудный свод, таинственно шумящий,
Сплелись чинары, дуб и клен дрожащий.
LXXI
К потоку с нежною мольбой они
Протягивают ветви, словно руки,
И говорят: «Помедли, отдохни, —
У нас так хорошо; к чему же муки,
К чему борьба? Пора уснуть в тени.
Куда ты рвешься, плача и тоскуя?..»
А он в ответ гремит им, негодуя:
LXXII
«Из недр Кавказа, страшен и суров,
Я вырвался; внимая реву бури,
Я созерцал рождение громов,
И мне ль плениться запахом цветов,
И мирным сном, и прелестью лазури!
О, нет! Скорей на волю! Жизнь мою
Лишь с океаном вечным я солью!»
LXXIII
Сергей глядел, счастливый и безмолвный,
На Божий мир, и в первый раз он жил,
Не думая, — как лес живет и волны;
Он никогда так просто не любил,
Без гордости; непримиримых сил
Затихла в нем мучительная битва;
Теперь любовь спокойна, как молитва.
LXXIV
С дороги не видать Сергея; свет
Чуть проникал сквозь чащу; конский топот —
Два всадника… то Вера, с ней кадет,
Красавец; но… не может быть, — о, нет, —
Ему почудилось — влюбленный шепот…
Он руки жмет, целует, и она…
Она смеется, радости полна.
LXXV
Она смеется… Смех знакомый, милый!
Он столько раз внимал ему в тиши…
Так это было все игра, — души
В ней нет!.. И вот на что он тратил силы!
Как счастливы они, как хороши!
Помчались вихрем; он высок и строен,
В сознании победы так спокоен.
LXXVI
«Да полно, любит ли она? — шептал
Какой-то голос: любит, да, он молод,
Красив, а я смешон, и худ, и мал…»
Он вздрогнул, — пробежал по сердцу холод…
«Все кончено!» На землю он упал
С потухшими и мертвыми очами,
Без слез, немой, закрыв лицо руками.
LXXVII
Когда б он знал, что, под улыбкой скрыв
К нему глубокой нежности порыв,
Как никогда, его любила Вера;
Лишь им полна, лишь им одним, забыв
Про все, не слыша глупой речи кавалера,
Она смеялась; счастлив был тот смех;
Он говорил: «Сергей мой лучше всех!»
LXXVIII
Когда б он знал, как ночью, в ожиданье
Зари желанной, Вера не могла
Сомкнуть очей, как утром на свиданье
Она с тревогой радостною шла,
И как его любила, как ждала
Шагов, знакомой серой шляпы, встречи,
Улыбки, ласк и тихой милой речи!
LXXIX
Шел ночью дождь, разросся мутный вал
