Хроника предсказанной смерти | страница 10



– Мы с Викарио в таком же родстве как и с ней, – заметил отец.

– Всегда надо быть на стороне жертвы.

Из своих комнат один за другим выбежали мои младшие братья. Самые маленькие, затронутые ощущением трагедии, расплакались. Моя мать первый и единственный раз в жизни не обратила внимания ни на них, ни на своего мужа.

– Погоди, я оденусь, – сказал отец.

Она уже была за порогом. Мой братишка Хайме, которому не было тогда и семи лет, единственный успел одеться, чтобы идти в школу.

– Ступай ты с ней, – велел отец.

Хайме побежал вслед за матерью, не понимая, ни что происходит, ни куда они идут, и уцепился за её руку. "Она шла, разговаривая сама с собой", – рассказывал мне Хайме. "Негодяи, – шептала она чуть слышно, – подлые твари, ни на что они не способны кроме мерзостей". Она даже не отдавала себе отчёта в том, что ведёт за руку ребёнка. "Можно было подумать, что я рехнулась, – говорила мне мать. – Единственное, что я помню – это шум толпы в отдалении, как будто свадебное гулянье началось снова, и что все бежали в сторону площади". Она ускорила шаг, с решительностью, на которую была способна, если речь шла о жизни и смерти, но в этот миг кто-то, бежавший навстречу, увидев её растерянность, решил проявить сочувствие:

– Не спешите, Луиса-Сантьяга, – крикнул он на ходу. – Его уже убили.

***
Байардо Сан-Роман, человек, вернувший родителям свою жену, появился впервые в августе предыдущего года: за шесть месяцев до свадьбы. Он приплыл на еженедельном пароходе, имея при себе две седельные сумки, расшитые серебром, под стать пряжкам ремня и замысловатой отделке сапог. Был он лет тридцати, скрытых моложавостью облика: у него была тонкая талия новильеро, золотистые глаза и смуглая кожа, словно прогретая медленным пламенем, в которое подбросили селитры. Одет Байардо был в короткую куртку и очень узкие брюки из хромовой кожи и перчатки овечьей кожи того же цвета. Магдалена Оливер плыла с Байардо на одном пароходе и всю дорогу не могла оторвать от него взгляда. "Выглядел он педерастом, – рассказывала Магдалена, – а жаль: так и хотелось окунуть его в сливочное масло и проглотить живьём". Она была не единственной, кто так подумал, но не была и последней из тех, кто понял, что Байардо Сан-Роман не тот человек, чтобы разобраться в нём с первого взгляда.
В конце августа мать прислала мне в школу письмо, в котором между прочим говорилось: "Приехал очень странный человек". В следующем письме значилось: "Странного человека зовут Байардо Сан-Роман, и все говорят, что он обаятельный, но я его не видела". Никто так и не узнал, зачем он приехал. Кому-то, кто не удержался и спросил его об этом незадолго до свадьбы, он ответил: "Я ездил из города в город, искал, на ком бы жениться". Это могло быть и правдой, но с тем же успехом Байардо Сан-Роман мог сказать что угодно ещё, поскольку в слова служили ему скорее для того, чтобы скрывать свои мысли.