– После этого вы еще били его?
– Я не знаю, я в этом не участвовал… Может быть. Мы тогда, в восьмом классе, были слишком жестоки. Мы щеголяли друг перед другом в цинизме, наглости, нахрапистости. Вы же видели Вершинского, он не изменился, он всегда рвал в жизни зубами. Какой-то там заимел пояс по карате, бил страшно, хорошо поставленным ударом. Он был умен, хитер, беспринципен. Подонок. Но мы обожали его. И даже уголовник Безденежный считался с ним и боялся его… Помните Алекса из «Заводного апельсина»? Изощренная и немотивированная жестокость… Это он.
Наутро Никита попросил Кошкина купить девять апельсинов.
– Надо навестить потерпевшую, я справлялся, ей уже гораздо лучше.
Ираиде уже разрешили сидеть. Она принимала гостей из угрозыска в шелковом китайском халате.
– Зачем так много апельсинов? – удивилась она презенту.
– Ровно девять, – ответил Савушкин со значением.
Она напряглась, как будто над ней замахнулись кнутом.
– Вы считаете, что я виновата в их смерти? – Ее голос дрогнул.
– Расскажите все, что знаете про Потю, Веню, Веника…
Она разрыдалась, неожиданно, бурно, и даже привычный к подобным эксцессам Никита растерялся.
– Боже, неужели это он?! Какое-то проклятье… Всю жизнь меня преследует… Это все Вершинский, петух самовлюбленный. Да, они поиздевались над ним. Он мне все в красках рассказывал, как по его команде «бараны» мучили, куражились над этим Веней. Дурачок несчастный, объяснялся мне в любви, цветы совал, какие-то стишки на бумажках. Я потом показала их Саше. Он злился и хохотал. Он не умел писать стихи, но он подчинял себе всех, кого хотел… И тогда он пообещал, что Потя-Веник, он такую кличку ему дал, станет главным чмом школы. Дикая подростковая жестокость… Вы хотите знать, как я относилась к этому? Мне было немножко жутко, я боялась, как бы не переборщили, не убили… И все же льстило, что из-за меня весь класс готов на карачках ползать… Да, «заводные апельсины»… Перед тем как уйти в другую школу, этот Потя подстерег меня, я испугалась, такое непривычно страшное лицо было у него. Но он даже не прикоснулся ко мне. Он сказал лишь одну фразу: «Самый страшный грех – это предательство любви». Значит, все это время он хотел отомстить… Неужели все это время он так ненормально любил меня? – потухшим голосом пробормотала Ираида.
– Любовь как сон. Но этот сон лучше заканчивать пробуждением… Похоже, через двадцать с лишним лет вы таки пробудили зверя. Кстати, как его фамилия? – уточнил Савушкин.
